По тонкому льду. Георгий Брянцев

грибы… Мигалкин не выкрутится. За это я могу поручиться. И как только его загребем – сразу заговорит. А загребать его надо, не теряя времени.

      – Без очной ставки? – спросил Дим-Димыч.

      – А что? – удивился Геннадий.

      – Никакой мало-мальски уважающий себя прокурор не даст нам санкцию на арест Мигалкина, – твердо проговорил я. – Почему мы должны не верить Мигалкину и, наоборот, верить Кульковой, показания которой ничем не документированы?

      – Попробуем обойтись без прокурора, – безапелляционно произнес Геннадий. – Нам за это головы не снимут, а вот если Мигалкин скроется или сговорится с Кульковой и заставит ее отказаться от своих показаний, то холки нам намнут основательно.

      – Я не вижу оснований нарушать революционную законность, – решительно заявил Дим-Димыч. – А посему убедительно прошу вас, товарищ старший лейтенант, отстранить меня от участия в следствии.

      Молодец Дим-Димыч! Смело, но правильно, правдиво, честно.

      Геннадий, кажется, на минуту растерялся, но быстро взял себя в руки и зло сказал:

      – Лучше поздно, чем никогда. Можете считать себя свободным. – И, посмотрев на часы, обратился к Каменщикову: – Обеспечьте лейтенанта Брагина транспортом до станции.

      Дим-Димыч молча кивнул и, повернувшись на каблуках, вышел. Геннадий взял со стола протокол, подал его мне и спросил:

      – Надеюсь, вы не повторите глупость своего дружка?

      – Не надейтесь, – сказал я значительно мягче, чем Дим-Димыч. – Я, пожалуй, тоже уеду…

      Геннадий деланно рассмеялся.

      – Не смею вас задерживать… Трусы в карты не играют. – Он взял из моих рук протокол, отдал его Каменацикову и тоном приказа предложил: – Пишите постановление…

      16 февраля 1939 г.

      (четверг)

      Поздно ночью меня и Дим-Димыча слушали Осадчий и Кочергии. Как мы и рассчитывали, Геннадий связался с управлением по телефону и предупредил майора Осадчего обо всем, что произошло. По выражению лица начальника управления видно было, что он не одобряет наше поведение. Капитан Кочергин молчал, лицо у него было непроницаемое.

      Мы доложили все, что считали нужным. По нашему мнению, Безродный, не исчерпав всех возможностей для опознания убитой и установления убийцы, стал на неправильный, незаконный путь и пытался толкнуть на него нас.

      Осадчий спросил, что мы имеем в виду под возможностями, которые игнорировал Безродный.

      Дим-Димыч подробно изложил наш план действий.

      – С этого и надо бы начинать… – заметил Кочергин.

      – Да, пожалуй, – без особенного энтузиазма согласился майор Осадчий и обратился ко мне: – Ваше предложение?

      – Если Мигалкин арестован, освободить его, – сказал я. – А все материалы передать органам милиции.

      – А вы что скажете, товарищ Брагин?

      – С первой частью предложения товарища Трапезникова я согласен, – произнес Дим-Димыч. – А со второй нет. Мне думается, что до опознания убитой и установления личности убийцы возвращать дело органам милиции не следует.

      – Так-так… –