Женщина во тьме. Ванесса Сэвидж

она уже готова выскочить из комнаты – вдруг резко оборачивается и смотрит на мою руку. Неужели синяк опять поменял цвет?

      – Откуда это? – В словах дочери звучат непривычные нотки.

      – Ударилась, – отвечаю.

      И это правда. Ночью споткнулась и в темноте напоролась на дверную ручку. Мы с Патриком спорили, он злился, все говорил о доме, а я, не желая тратить на него мамины деньги, после трех стаканов потеряла берега и назвала особняк домом-убийцей.

      – Это чертово вино! Может, пора перестать прикладываться к бутылке? – шипит Миа.

      Никогда раньше не слышала в ее тоне такой холодной неприязни. Миа очень быстро растет и, похоже, изо всех сил мечтает разорвать связывающую нас тонкую нить, которую я так стараюсь сохранить.

      – Миа! – Я надеюсь, что, несмотря на стремительный рост, это неуклюжее создание – все еще моя маленькая девочка. – Хочешь пойти в субботу в магазин?

      Она морщит лоб.

      – В субботу? Не могу. Лара пригласила на день рождения, а перед этим у нас поход в кино.

      – Ну что ж, тогда в другой раз.

      Миа застывает в дверях.

      – Хорошо бы купить что-нибудь новенькое для вечеринки. – Она в задумчивости подносит ко рту прядь волос. – А если сегодня?

      – Сегодня?

      – После школы. Приду сразу после занятий, и к четырем будем в городе.

      – Чудесно! – говорю я весело. – Потом зайдем выпить кофе и купим что-нибудь на вечер.

      – А в «Старбакс» можно?

      – Можно и в «Старбакс».

      Дочь расплывается в улыбке, а мое сердце переполняется радостью.

      Миа подбегает к постели, обнимает меня одной рукой и прижимается губами к щеке.

      – Спасибо, мамочка!

* * *

      После ухода Миа появляется Джо. Он, в отличие от сестры, молчит.

      – У тебя все хорошо? – спрашиваю, и радости как не бывало.

      Он не сердится, как Миа, но и не улыбается, что еще тяжелее. Однажды я забыла об этом спросить, и с тех пор вся наша жизнь полетела в тартарары. Последние шесть месяцев я каждый день так или иначе задаю мальчику один и тот же вопрос. Джо застывает в дверях, и все, что мне хотелось бы спросить, повисает в воздухе. «Позвольте ему быть ближе к вам», – сказал врач, но Джо на контакт не идет и, боюсь, не пойдет больше никогда. Раньше – до того, как умерла мама, до аварии – мы разговаривали. Потом Джо замкнулся, а я, опасаясь проговориться и потерять сына, сделать первый шаг не решалась.

      По-моему, я заболеваю. Меня трясет, глаза дерет от усталости. Думала, морской воздух пойдет мне на пользу, но горло и легкие пропитались затхлой сыростью старого дома. Несмотря на усталость, ночью уснуть я не смогла. Только задремлю – вижу кровавый дом, дом-убийцу, и в ужасе открываю глаза. И так до утра.

      Наконец все стихло. Думаю, что все разошлись, с трудом выбираюсь из кровати, спускаюсь вниз. На кухне – ящики выдвинуты, содержимое разбросано – стоит Патрик. Только подойдя к чайнику, замечаю, что у него в руках.

      – Зачем тебе моя сберкнижка?

      Муж нисколько не смущен.

      – Да ни за чем. – Он протягивает