Как ты там?. Фёдор Вадимович Летуновский

жизни, просто вспомнив о нём, то я загружу их в машину, а потом включу её для вас поработать.

      – Но это действительно того стоит?

      Фокусник пожал плечами.

      – Если у нас равнозначная сделка, то я вас мурыжить не собираюсь. Вы покажете мне ваше прошлое, а я вам – возможное будущее.

      – Ой, только не надо тут волшебника из себя строить! – усмехнулся Илюша.

      – Как хотите, – и оператор машины сделал вид, что теряет к нам интерес.

      – А я согласен!

      Он совсем не удивился и откинул передо мной штору.

      – Тогда заходи.

      Я пробрался в кабину и заметил, что она очень похожа на фотокомнату конца семидесятых годов – маленькое закрытое пространство с направленным на тебя объективом. У меня осталось воспоминание, что лет в пять в подобном месте делали мой фотопортрет, а моя трёхлетняя подруга испугалась фотографа и «на карточке» – так ещё назывались тогда фотографии, получилась заплаканной.

      Сейчас я, в отличие от неё, фотографа не боялся, но немного удивился, когда этот человек протянул мне обычную строительную каску, из макушки которой выходил обмотанный изоляцией провод, ведущий к аппарату, похожему на те, что используются для звукозаписи в музыкальных студиях.

      – Надень на голову шлем, он свяжет тебя с машиной.

      – И что мне дальше делать? – поинтересовался я, нацепив каску.

      – Просто вспоминать.

      Он вышел, и свет в кабине погас.

      Под мерное гудение механизма я, поначалу, просто сидел на стуле и покачивался на волнах опьянения, а потом вдруг неожиданно ощутил себя в некоем подобие библиотеки, которая, видимо, всегда существовала у меня в сознании. Там, на нижней полке, в виде объёмных голографических открыток, стояли мои детские воспоминания.

      И самые первые из них оказались связаны со сквером на Серпуховском Валу.

      Когда-то это была насыпь, за которой заканчивалась граница города и по обеим сторонам от неё сторожевыми крепостями стояли Донской и Даниловский монастыри, а позже Вал превратился в подобие бульвара. Ветви деревьев, сходясь наверху, образовывали нечто вроде зелёной арки длинной в километр. С самого глубокого детства я смотрел в её далёкую перспективу, и она приучала меня к ощущению бескрайности мира, поэтому впоследствии я стал называть это место Первосквер.

      … И вот мне три года, кажется, стоит лето, потому что на мне только шорты и маечка, мы с бабушкой идём по скверу, но она почему-то всё время держит меня за руку и мне это не нравиться. Гулять так совсем не интересно, ведь я хочу сам всё исследовать, поэтому, выждав подходящий момент, я высвобождаю руку и что есть мочи несусь вперёд.

      Бабушка не может меня догнать и что-то кричит вслед, я оборачиваюсь и вижу её далеко позади, она кажется совсем маленькой; я уже ничего не слышу и бегу дальше, под аккомпанемент звенящих трамваев, с их рогов сыпят разноцветные искры, и всё новые и новые арочные своды огромных деревьев расступаются надо мной.

      А потом я опять оглядываюсь назад, чего, конечно, не стоило бы делать, но в то время я ещё