Жажда боли. Эндрю Д. Миллер

сами не прочь выпить перед операцией. Ибо мужество требуется и тем и другим.

      – Мне подобные случаи известны, – говорит Джеймс, ковыряя мясо в тарелке.

      – Но доктор Дайер таким никогда не был, – замечает его преподобие.

      – Я хотел сказать, – продолжает мистер Астик, – что храбрость нужна не только тому, кого оперируют, но и тому, кто оперирует. Разве не так?

      – Я был свидетелем, – отвечает Джеймс, – как одного очень почитаемого хирурга в известной больнице стошнило перед входом в операционную. Я видел, как врач с годовым доходом в тысячу фунтов сбежал посреди операции.

      – Прошу вас, джентльмены, – говорит Дидо, постукивая вилкой по столу, – нас еще ждет пудинг.

      – Совершенно справедливо, дорогая, – подхватывает пастор, – я мечтаю о пудинге миссис Коул с самого завтрака. Ха-ха-ха!

      – Ты зубами выроешь себе могилу, братец.

      – Раз уж ты ничего не ешь, сестрица, мне приходится есть за двоих. Когда вы сможете заняться нами, доктор?

      – Когда вам будет удобно.

      – В таком случае я сначала обчищу вас в «мушку», а уж потом вы отыграетесь на мне по-своему.

      Над шуткой пастора смеется даже Дидо. Странным нервическим смехом.

      3

      Джеймс сидит в гостиной и читает, когда за ним присылают Табиту. Он уже четыре или пять раз прочел один и тот же пассаж из «Родерика Рэндома» – о том, как Родерик обхаживает престарелую мисс Спаркл, – но не воспринимает ни комичности, ни жестокости этой сцены. Даже теперь, когда все уже решено, он пытается придумать какую-нибудь отговорку, прислушиваясь к стуку тяжелых шагов пастора у себя над головой. На ломберном столике у камина рядом с картами его последней проигранной партии лежит аккуратный черепаховый футляр с ланцетами. Это футляр пастора, а раньше он принадлежал его отцу. Что сталось с футляром Джеймса – неизвестно. Должно быть, нашел себе место в чужом кармане.

      В гостиную входит Табита:

      – Мисс Лестрейд просит вас к ней подняться.

      – Мисс Лестрейд?

      – В еёную комнату, сэр, – и Табита неопределенным жестом показывает наверх.

      – Что это у тебя там? – спрашивает он.

      Табита подходит и передает ему фаянсовую миску:

      – Пастор велел передать.

      – Спасибо, Табита.

      Взяв миску и черепаховый футляр, Джеймс поднимается по лестнице. Потом поворачивает налево, останавливается и легонько стучит в первую дверь с правой стороны.

      За столом у окна сидит Дидо Лестрейд. После обеда она переоделась, и теперь на ней шлафрок бледно-лимонного цвета и белая, подбитая ватой нижняя юбка. Лицо ее озарено дневным светом, какой предпочитают художники. Кажется, мы с ней почти одногодки, думает Джеймс. У нее милые глаза, очень добрые, но как безбожно она выщипала себе брови!

      Джеймс никогда не переступал порог ее комнаты. И он понимает, что его специально пригласили посмотреть и выразить восхищение. Оглядевшись, он замечает лондонский фарфор, веера из павлиньих перьев, ширму с вышивкой petit-point