Заетойщина. Александр Етоев

стен,

      стонет по-рыбьи у сходен чёрных

      ветра восточного долгий «ах»,

      над колокольней крылатый взмах –

      стайка галок, птиц неучёных).

      * * *

      Раз подумал Дед Етой

      по привычке встав не с той:

      «Все мы человеки,

      все мы чебуреки,

      зёрнышки кофейные

      и машинки швейные.

      Зёрнышко съел червячок,

      механизм сточился,

      чебуречник на крючок

      попался и спился».

      Долго-долго Дед Етой

      мысли той дивился.

      Нет ему бы встать бы с той,

      разговор бы был простой,

      верёвочкою б вился.

      * * *

      Когда, случалось, Дед Етой

      вставал по правильному – с той,

      толчковой, правой, пятипалой,

      мохнатой, стреляной, бывалой,

      надёжной, крепкою, кривой,

      сносившей милльон носков,

      в болотах вязшей, знавшей жалость

      травы весенней луговой,

      сапог последних обветшалость,

      то в нём сомненье пробуждалось

      и в рассужденье выражалось:

      «На свете столько есть вещей,

      что нас доводят до смущенья, –

      яйцо, где смерть хранил Кощей,

      заготовленье овощей

      и мысли в слово превращенье…»

      На этом ум его темнел,

      и сам он словно каменел,

      как угль в нетопленом камине

      или минёр, приникший к мине,

      с которой сладить не сумел.

      * * *

      Дед Етой в бега пустился,

      Свят-Николе покрестился,

      выпил рюмку – чтоб не в грех…

      Зимний карандашный бег

      голых веток по просторам,

      разлинованным узором

      деревенек, горок, рек, –

      по полям, одетым в снег.

      Вдоль чернильного излома

      в стылых комьях чернозёма

      с ледяным бугром холма –

      муравьиная тюрьма.

      Думы к дому убегают,

      бесы бесятся, пугают,

      змей змеится подо льдом,

      подожди весны – взломает

      лёд могучим он хребтом…

      Дед Етой в бега пустился,

      третьи дни не ел, постился,

      думы думал, к дому ник,

      вёл дневник.

      В нём записано на чётной

      на странице самой чёткой

      под чертой:

      «Встал не с той».

      * * *

      «Дед Етой, ты зачем встал не с той?» –

      Голос с неба, как шёпот берёз,

      а потом, будто колокол, медь,

      будто сонную лунную твердь

      будит рёвом ревун луновоз.

      Осязаю полуночных гроз

      говорливую мутную желть,

      то проносится облако ос,

      то тигрят полосатая гроздь

      в материнскую тычется шерсть.

      Ощущаю тяжелой ступнёй –

      словно землю копытами бьют.

      Ну откуда он здесь, половецкий

      степной нарастающий гуд?..

      Ну зачем, ты скажи мне, зачем

      в нашем времени, скачущем врозь,

      эта мутная жёлтая темь,

      эта ось, уходящая вкось

      через