Его конь бешеный. Ян Михайлович Ворожцов

Имелась у него и копия священного писания, из которой он выдернул множество страниц и вычеркнул множество строк по причинам, одному ему ведомым. Кареглазый и горбоносый глядели на него и индеец, как они, тихо следил за кропотливыми перемещениями длиннолицего, следил за этим чужим непонятным творением, действующим, как деревянный истукан, каких ему случалось созерцать в мертвых просоленных землях, где когда-то жил полупризрачный народ, теперь вымерший. Были у этого непонятного чужестранца припрятаны соли и специи, и высушенные гусеницы, раздавленные жуки и прочие насекомые, которых он употреблял с едой и алкоголем по знаменательным датам христова календаря. Пара маракас из высушенных плодов игуэро с прожаренными семенами внутри, которые длиннолицый забрал с тел мертвых африканцев-рабов в забытой стране и использовал в ритуальных богослужениях. Он коллекционировал этот разнородный сор с неясной целью и слепым служением оживил эти финтифлюшки, наделив их эфемерные образы силой впечатлений собственного сознания, пожертвованной им добровольно. Он перекинул через седло торбу с вышитым на ней черными мулине христианским крестом, и, бренча, как странствующий оркестр, подтолкнул пленника – а тот, с прикушенным языком и разбитой яблоком губой, со стертыми ступнями и побитыми коленями, с сине-бурым кровоподтеком под ребрами, с хвойными иголками в щетине, улыбнулся кареглазому и, выставив указательный палец, как дуло, направил в его сторону. Труба архангелов малец.

      Сказал он. Жди когда возвещает по тебе мы еще встретимся обязательно и я буду готов.

      Длиннолицый саданул ему по спине прикладом винтовки. Двигай.

      Мужчина влез на черную, как смоль, кобылу. Длиннолицый протянул веревку от шеи мужчины, привязал ее к рожку своего седла и сел верхом на жеребца. Так быстрее будет.

      Сказал длиннолицый. Хорошо мы сучьего сына потрепали теперь далеко не убежит.

      Будь здоров. Сказал горбоносый.

      Ага. И тебе не хворать.

      Через несколько минут они, опережая оставшихся, на лошадях двинулись навстречу рассвету, и уже совсем скоро их общий мерцающий силуэт растворился в крепкой предрассветной дымке, будто их и не существовало.

      Мне казалось вы единомышленники. Сказал кареглазый.

      Наверно солнце в глаза светило. Ответил горбоносый.

      Он в одиночку с пленником сладит?

      С самим собой справляется. И тут сможет. Он в поле не обсевок кого хочешь за пояс заткнет. За него не тревожься. Он до встречи со мной всю жизнь как у Христа за пазухой один был.

      Ни у кого запас удачи не безграничен.

      Горбоносый ничего не ответил, только зевнул.

      А у тебя самого близкие люди есть? Спросил кареглазый.

      Конечно. Только они далеко. А я здесь.

      Ясно. А женщина?

      Была. Но уже лет пять как созерцает обратную сторону гробовой доски. Границы неба в царстве Аида.

      Ясно. И детей нет?

      Не имею