Волки Дикого поля. Алексей Павлович Пройдаков

вывалились из сёдел, роняя мечи и щиты.

      Из-за ближайшего овина появился отряд всадников в остроконечных блестящих шлемах, с червлёными – красными, острыми книзу щитами, в отливающих серебром кольчугах.

      – Никому не давайте уйти! – послышался зычный голос. – Руби половецкую погань!

      Ещё несколько стрел попали в цель. Пятеро налётчиков повернули коней, желая спастись бегством. Их догнали и порубили на ходу.

      Всё было кончено за несколько минут.

      – Это кто ж такой смелый? – спросил высокий статный воин в блестящих доспехах и алом княжеском плаще-корзне, указывая на Коловрата.

      – Сын вдовы-травницы, – отвечали женщины, сбившиеся в кучу. И тут же запричитали: – Защитник ты наш благостный… Спаси тебя Господи, добрый княже!

      – Поплачьте, бабы, но не шибко, времени мало у нас, надо далее идти вышибать погань половецкую с земли нашей. Да и то чудо, что мы вовремя оказались рядом.

      Он слез с коня, кинул поводья ближнему ратнику и подошёл к бабам.

      – Как именем?

      – А никак, все Коловратом кличут.

      – Негоже. Послушайте меня! – властно сказал незнакомец. – Коловрат сие есть коловращение беспорядочное, ничего не значит имечко такое. Я – князь Святослав Глебович – говорю вам, запомните сами и другим передайте: отныне этого отрока зовут Лев. Ибо как лев, не устрашась многочисленности, кинулся на ворога лютого, подлейшего… Подойди ко мне, сыне.

      Коловрат (отныне Лев Коловрат), во все глаза глядя на князя, робко приблизился.

      – Смелее, сыне, – подбодрил его князь Святослав. – Али князей не видывал?

      И воинские люди, и деревенские, собравшиеся вокруг, дружно рассмеялись.

      – Точно, батюшка-князь, князей видывать ещё не доводилось, – тихо отвечал Лев Коловрат, земно кланяясь.

      Князь Святослав по-доброму усмехнулся и погладил льняные вихры отрока.

      – Будет из тебя добрый молодец.

      И вьюнош, никогда не знавший отцовской ласки, вдруг заплакал навзрыд.

      – Ну-ну, супротив половца стал не задумываясь и не слезясь, а теперь что ж? – мягко укорил его князь Святослав.

      – Это он от радости великой, пресветлый князь, – отозвалась матушка Меланья, принимая сына в объятия и сама обливаясь слезами.

      – Подойди и ты ко мне, – позвал Меланью. – Да брось плакать, жив твой сыне, слава Господу.

      Она подошла и поклонилась.

      Святослав Глебович жестом попросил не делать этого, добавив при том:

      – Не кланяйся мне, не икона. Это я тебе кланяюсь, мать рязанская, ты взрастила настоящего защитника земли нашей. Сколько отроку лет?

      – Четырнадцать минуло.

      – Сбирайтесь, отправитесь со мной. Беру его к себе, в нём есть гордость стоящего ратника – не побежал от ворога лютого, не побежал…

      И хитрым взглядом обведя вкруг собравшихся, добавил:

      – Хоть бы и устрашился. А всё одно стал крепко… Смерти не боится только дурень стоеросовый, но долг рязанского витязя пуще всякой смерти. А сие есть витязь.

      Любили