Волки Дикого поля. Алексей Павлович Пройдаков

первую очередь Вадим Данилыч Кофа – голова и лихой воин! Греческий и половецкий разумеет.

      – Знатно! Будешь примечать тех, кто в иноязычной речи силён. Евпатия своего не думаешь привлечь? Тоже ведь греческий ведает, – полюбопытствовал Ингварь Игоревич.

      – Молод, – ответствовал Коловрат. – Да и в иноязычной речи не так уж силён… Пусть в ратях прославит себя, опосля поглядим.

      – Молод? Так Вадим Данилыч всего на пяток годков постарше. Да и в боях Евпатий показал себя удальцом.

      – Молод, – повторил Коловрат. – Пусть воином остаётся покамест.

      – Брате, как мыслишь, не засиделся ли Евпатий в дружинниках? – нарочито громко поинтересовался Юрий Игоревич.

      – Думаю, достоин возглавить десяток бойцов.

      Так Лев Гаврилович стал воеводой тайных дел при рязанском князе, а его сын Евпатий – десятником.

      Тайная княжеская служба расположилась в Межградье, неподалёку от Подольских ворот. Место удобное, рядом со Средним городом и княжьим дворцом.

      Этот обширный амбар, обнесённый высоким частоколом, рубили из массивных берёзовых стволов. И первоначально предназначался он для хранения всякой княжеской рухляди: мехов и тканей, одежд и обуви, также различного ратного вооружения – кольчуг, панцирей, мечей, луков и арбалетов, – всё для даров союзным князьям и нужд посольских: Рязанское княжество поддерживало торговые отношения с восточными странами по Великому Волжскому пути, с Византией, Болгарией.

      Изначально место это задумывалось как тайное, хорошо охраняемое. Систему постов и секретов оставили прежнюю, но значительно усилили.

      Бережению рухляди отвели помещение в самом княжеском детинце, а в этом теперь формировали маршруты сторожей, беседовали с богатыми купцами (гостями), отправляющимися в иноязычные страны; испытывали тех, кто изъявлял желание стать прелагатаем; выслушивали донесения вернувшихся…

      Внешне всё выглядело обыденно: амбар как амбар. Только на втором этаже Лев Гаврилович распорядился прорубить несколько окошек.

      – Не в темнице же, – сказал при этом. – С ясным солнышком завсегда веселее…

      Добавим, что доступа сюда не имели даже многие из высоких рязанских бояр.

      Сыну Лев Гаврилович сразу сказал: – Князья радели за тебя, мол, Евпатия тоже надобно пристрастить к тайной службе…

      – А ты, батюшка? – с надеждой спросил Евпатий.

      – А я сказал, мол, рано, мал ещё да зелен. Мечом размахивать да сулицу метать способен, а на что другое пока что негож.

      Евпатий насупился, лицо стало покрываться красными пятнами, на глазах выступили непрошенные слёзы.

      – Батюшка… – прошептал умоляюще.

      – Пошто посуровел да слезьми налился? Нешто лука объелся? А? Матушка, глянь, наш отпрыск родительским решением недовольствуется.

      Лев Гаврилович подошёл к сыну, взял перстью за подбородок и чуть потянул вверх.

      – Зри мне в очи, сыне, – сказал властно. – Желаю, чтобы запомнил