Театральная сказка. Игорь Малышев

– это то, чего мне всю жизнь очень не хватало.

      Дионис успокаивающе качнул рукой.

      – Только помните, – он указал чашей на прячущегося в листве купидона, – маленький негодяй прав. Есть вещи похуже смерти.

      – Какие, например? – недоверчиво спросила Ветка.

      – Например, бесконечная жизнь и бесконечная боль, – ответил бог.

      Дионис протянул руку, ворон прыгнул ему на предплечье, окольцевал узловатыми когтистыми пальцами.

      – Он будет вашим проводником в Засценье. Едва вы попадёте сюда, поднимите головы и увидите или услышите его.

      Словно в подтверждение его слов ворон раскинул крылья и в очередной раз выдал своё громогласное «кру!».

      – Следуйте за ним. Он приведёт вас в такие места, какие вы и не сможете вообразить.

      Бог пригубил из чаши.

      – Возможно, Засценье – вообще самое интересное место во Вселенной. Добро пожаловать.

      – А куда нам идти сейчас?

      – Возвращайтесь туда, откуда пришли. Для первого раза вы узнали достаточно.

      – Но мы должны что-то принести отсюда, разве нет? – сказала Ветка.

      – Бери что хочешь, – радушно предложил Дионис. – Можешь взять пыль от корней деревьев. Или нарви листьев с олив.

      – Надёргай перьев из крыльев купидонов, – посоветовал сатир с седой бородой и захохотал.

      Купидончики заверещали тонкими голосами, принялись корчить ему рожи и делать неприличные жесты.

      – Мы нарвём листьев, – сказал Мыш.

      – Первый раз все так поступают, – согласился Дионис.

      …

      – Я вижу, у вас получилось? Вы были за сценой? – спросил Альберт, когда они выходили на бис кланяться аплодирующей публике.

      И пусть зрителей было всего семеро, ничто не может сравниться с первым успехом.

      Ветка кидала в зал оливковые листья, и они, невидимые для людей, разлетались по залу.

      – Да, мы были там, – шепнул Альберту раскрасневшийся Мыш, чувствуя, как от восторга у него заходится дыхание и шумит в ушах.

      …

      В часовой тихо. Успокаиваясь, шумит только что выключившийся чайник. Альберт размешивает сахар в фарфоровой чашке. Ветка, встав на цыпочки, поливает фиалку на полке. Мыш, пытаясь унять волнение, всё ещё будоражащее его, прохаживается по комнате.

      – Скажи, Альберт, почему ты именно нас выбрал для своего театра? – спросил мальчик.

      – Кстати, да. Мне тоже интересно, – повернулась к нему Ветка. – Ты ведь мог взять первого попавшегося ребёнка с улицы. Или не мог?

      Всем видом показывая, что не хочет отвечать на вопрос детей, Альберт уткнулся в чашку, но, чувствуя на себе пристальные взгляды, отставил её в сторону, сцепил перед собой руки.

      – Я мог бы, конечно, соврать вам. Мол, это потому, что я понял, какие вы уникальные, талантливые и прочее, прочее. Но ведь вам нужна правда? Так вот, правда состоит в том, что внутри у каждого из вас есть рана. Она кровоточит, болит, и это делает вас чуткими, страдающими. Живыми, по большому счёту. Такими, какие только и нужны театру. А кроме того, я видел, что вы… Как бы сказать?