Сова летит на север. Сергей Суханов

они денутся. Я их хорошо попрошу, используя аргумент Фемистокла – триеры, набитые гоплитами[66].

      Оба рассмеялись.

      Первый стратег ждал ответа.

      – Ну, не знаю, – процедил Феодор и плотно сжал губы.

      Сделал вид, будто думает.

      Тут все ясно: без его согласия архонты не пропустят на Совет пятисот бесперспективного кандидата, так что можно смело поднимать ставки в игре.

      – Коллегия будет выглядеть глупо, если нарушит закон о гражданстве, – твердо сказал он. – Исключение может быть сделано только при особых заслугах кандидата перед Советом и народом. У Спарадока их нет. Прости, но эта просьба невыполнима.

      Перикл нахмурился. Он ждал отказа, поэтому приготовил ответный ход. Можно, конечно, повоевать с Коллегией, но на это уйдут время и деньги, так что лучше всего ударить интригана в слабое место – сейчас, наверняка.

      Глядя в упор на Феодора, сказал тихо, но веско:

      – Ты у меня не первый раз. Тебе здесь нравится. И баня, и вино, и… банщики. Особенно один – Гермотим. Ты знаешь, мне он тоже нравится, потому что мягкий, услужливый, внимательный… Как женщина. Но тебе он нравится еще больше. А ты ему. Поэтому он не раз бегал к тебе по ночам. Я закрывал на это глаза. До поры…

      Он хлопнул в ладоши.

      Двое крепких парней ввели в зал тонкого юношу. Тот бросал испуганные взгляды то на хозяина, то на гостя. Перикл кивнул в сторону парилки.

      Феодор напрягся, его лицо приняло хищное выражение.

      Зло посмотрев на Перикла, процедил:

      – Ты его не тронешь.

      – Еще как трону. Это мой раб.

      Когда за слугами закрылась портьера, Феодор обмяк и побледнел.

      А когда послышался визг юноши, ненависть на его лице сменилась страхом.

      – Хватит!

      – Как скажешь, – усмехнулся Первый стратег. – Теперь я вижу, что мы понимаем друг друга.

      – Отведите его в эргастул, – приказал он высунувшемуся из-за портьеры рабу.

      Слуги проволокли мимо Феодора потерявшего сознание Гермотима, у которого тыльная сторона кисти представляла собой бордовое месиво.

      Перикл приказал виночерпию наполнить ритоны.

      – Предлагаю выпить, – с деланым добродушием обратился он к гостю. – Мы все-таки друзья.

      Феодор справился с собой, принял обычный уверенный вид.

      – Давай как-нибудь к скифам в казарму сходим вместе. А? – он подмигнул Периклу. Потом добавил: – И у меня к тебе просьба. Уступи мне Гермотима. Он прекрасный банщик. По рукам?

      Первый стратег довольно улыбнулся…

      В середине элафеболеона, когда отгремели Великие Дионисии, лучшие граждане Афин – слегка потрепанные, с красными лицами – собрались на заседание Совета пятисот. Черноголовые и чернобородые, в белоснежных гиматиях, они облепили каменные ярусы булевтерия, словно каспийские чайки – береговые скалы.

      Некоторые сидели на скамьях ровно, другие полулежали, не в силах побороть похмельную слабость.

      Перикл держал речь.

      – Двадцать лет назад Афины вмешались в восстание египтян против персов. Мы послали флот, но персы потопили его в дельте

66

Гоплит – древнегреческий пехотинец.