Герда. Эдуард Веркин

успехи? – спросила она.

      – Бегут, – ответила Алька.

      – Это хорошо, что бегут. А то как-то мне не хочется, чтобы в диване завелись какие-нибудь клещи.

      – Они там и так есть, – заверила Алька. – Просто невидимые.

      – Видимых нам еще не хватало. Мерзость какая….

      Алька пожала плечами.

      – В среднем человеке живет до полукилограмма паразитов, – сообщила она. – Если с нас паразиты побегут, тоже мало не покажется.

      – Ну да, – согласилась мать. – Долго вы еще?

      – Еще мыть будем. Потом ногти надо подстричь, а то они длинные, как у орла, и уже кое-где расслаиваться начали. Потом выгулять…

      – К двум часам заканчивайте, – велела мать.

      – А что? Почему к двум? Я хотела еще расчесать…

      Алька заканючила. Что она хотела расчесать, и уже приготовила массажную расческу, и вообще за собакой требуется уход, у нее проблемы с шерстью, нужен специальный корм для блестящести.

      – К двум, – сказала мать. – Времени еще целый вагон. А у меня сегодня мероприятие, вы же знаете.

      – Я не могу, – тут же ответила Алька. – У меня доктор же. Мозголог.

      Мать поглядела на Альку с прищуром.

      – Но мы же договаривались, – настойчиво напомнила мать.

      – Так и с доктором я тоже договаривалась, – возразила Алька. – Нет, если вы хотите, я могу от него отказаться, мне он самой не нравится…

      Мать стала нервничать щекой.

      – Ладно, я поеду, – сказал я.

      Мать кивнула молча и удалилась.

      – Зачем я ей каждый раз нужна, – не пойму, – вздохнула Алька. – Ну, ты, понятно, таскать коробки, они тяжелые. А я? Хожу как дурочка, стою, улыбаюсь…

      – У тебя очень красивая улыбка, – сказал я. – Она вселяет надежду.

      – Ага, три раза и всё невзирая. Надежда в канаве зебру доедает, сам знаешь…

      Минут через двадцать блохи перестали сыпаться, Алька сказала, что все, можно идти мыться, она только ванну наберет. Ушлепала. А я остался один. То есть с собакой. Та продолжала сидеть в веревке, послушно, не смея переступить через круг. Меня это снова удивило. Тогда, в Горюново, это была просто Ракша-Сатана, а здесь…

      Глаза. У нее были странные, какие-то не собачьи. Нет, я в собачьих глазах особо не разбирался вообще-то, но здесь совсем другое… Синие-синие. И смотрела она ими тоже странно, точно ощупывала помещение, точно стараясь увидеть то, чего нет.

      Я разомкнул кольцо. Веревку скомкал и выбросил в мусор. Собака сделала шаг, подошла ко мне и положила голову на колени.

      Тяжелая башка. То есть очень тяжелая. Как гиря. Я погладил ее по лбу, а собака издала неодобрительное урчание. Тогда я догадался и почесал за ушами. Урчание тут же приобрело другую окраску, я принялся чесать псину. За ушами, за шеей, по бокам, со смехом отмечая, что когда я скреб ее за бок, задняя лапа начинала дергаться.

      У меня никогда не было собаки. И морской свинки тоже не было. Даже хомячка, даже самого паршивенького, джунгарского, который умещается в кулаке. Не то чтобы любовь к животным не поощрялась в нашей семье, просто у меня никакой тяги к живой