Герда. Эдуард Веркин

на гопника, но тут кто-то подсек меня справа, и тут же вокруг меня сомкнулась толпа…

      Короче, храни нас, бог, от ярости норманн. В себя я пришел уже в стороне от концерта, в окружении нескольких омоновцев.

      Сашка тоже была тут.

      – Отпустили его, – крикнула она. – А ну-ка, быстро отпустили!

      Ей тоже, кстати, досталось. Пострадала блузка – правого рукава не было. То есть он имелся, но автономно торчал из кармана. Левая сторона жилета неприятно распорота – то ли очень острым ножом, то ли бритвой, из разреза вываливался пух. Губа распухла.

      Но в целом она выглядела бодренько.

      – Я сказала – отпустили, – рыкнула она.

      Саша полезла в карман, полицаи среагировали, подскочили, вывернули руки, надели наручники.

      Саша еще что-то пригрозила, но полицаи вступать в дискуссии не собирались, быстренько поволокли ее прочь. Я попытался дернуться, но ко мне тут же был применен стремительный прием, в результате которого я оказался на асфальте лицом вниз, с заведенной за спину кистью, а еще через секунду меня уже тащили куда-то три здоровых омоновца.

      Как оказалось, полиция была заранее подготовлена к концерту «Анаболиков» – в проулке рядом с рыболовным магазином дежурил омоновский автобус, и две милицейские «буханки». «Воронки», возникло у меня в голове правильное слово.

      Вообще-то я часто видел такое по телевизору и в Интернете, но чтобы вот так, собственноручно, нет. Интересно. Много разной полиции, обряженной в пластмассовую броню и похожей на космических штурмовиков, так что пока меня несли, я успел почувствовать себя немного Люком Скайуокером, и вообще, борцом за свободу.

      – Этих в автобус, – велел полицейский в начальственном бронежилете. – Принимать по-мягкому.

      – Не имеешь права, – серьезно заявила Саша. – Мы несовершеннолетние.

      – Ага, – усмехнулся полицейский.

      Нас затолкнули в автобус, усадили рядышком на передние сиденья и пристегнули наручниками к ввареным в стенки скобам. Не больно, кстати, но странные ощущения я перенес; это необычно – видеть собственную руку в наручнике.

      – Не имеете права пристегивать, – сказала Сашка. – Мы несовершеннолетние, нас нельзя пристегивать! Это серьезное нарушение!

      – А нечего сопротивление оказывать, – огрызнулся полицейский. – Сидите теперь.

      Ну, мы стали сидеть.

      Внутри автобуса было не очень много народу. В основном нетрезвая молодежь всякого сорта, от лохматых студентов в белых мокасинах до стриженых парней в коротких ветровках. Ну, еще парочка совсем посторонних товарищей неопределенного возраста, непонятно как сюда вообще попавших, видимо, за компанию. Имелись в автобусе и какие-то другие люди, пристегнутые, видимо, «по-жесткому», с заведением рук за спину, эти выглядели так… Так, что было ясно – «по-жесткому» их взяли не зря.

      – Ты что, первый раз? – спросила Сашка.

      – Ага.

      – Понятно, – Сашка устроилась поудобнее на сиденье. – Не переживай. Скоро выпустят.

      – Да я и не переживаю…

      – Переживаешь, –