Черепаший вальс. Катрин Панколь

вдруг я смогу вам помочь, скажите, у меня много знакомых в этой среде. В Париже, в Лондоне, в Нью-Йорке.

      – Спасибо большое! Я запомню. Это очень кстати, мне скоро понадобится стажировка. Могу я записать ваш номер телефона?

      Жозефина, не веря своим глазам, смотрела, как Гортензия пляшет вокруг Лефлок-Пиньеля, опутывает его паутиной, щебечет, кивает, записывает номер мобильного и заранее благодарит за помощь. Они еще поговорили о жизни в Лондоне, о системе образования, о преимуществах двуязычия. Гортензия рассказала, как она работает, принесла большую тетрадь, куда вклеивала образцы понравившихся тканей, показала наброски, которые делала, исходя из цвета и фактуры материи, вылавливая интересные силуэты среди прохожих. «Все, что ты нарисовал, надо уметь сшить. Это правило номер один нашей школы». Эрве Лефлок-Пиньель задавал вопросы, она отвечала неторопливо и подробно. Ширли и Жозефине достались роли статисток. Не успел он удалиться, как Гортензия вскричала: «Мама, вот мужчина для тебя!»

      – Он женат, и у него трое детей!

      – И что? Ты можешь с ним спать, а жене об этом знать не обязательно. И твоему исповеднику тоже.

      – Гортензия! – возмутилась Жозефина.

      – Отличное шампанское. Какого года? – спросила Ширли, чтобы сменить тему.

      – Не знаю! Должно быть написано на этикетке, – рассеянно ответила Жозефина.

      Что это еще за разговоры про соседа?! Нет, это надо прекратить, надо ей объяснить, что любовь – серьезная вещь, что нельзя кидаться на шею первому попавшемуся франту.

      – Ну а ты, девочка моя, – спросила она, – ты сейчас… влюблена в кого-нибудь?

      Гортензия отпила глоток шампанского и вздохнула:

      – Ну вот! Снова здорово! Опять высокие слова! Ты хочешь знать, не встретила ли я красивого, богатого и умного мужчину, от которого потеряла голову?

      Жозефина с надеждой кивнула.

      – Нет, – проронила Гортензия после небольшой паузы. – Но зато…

      Она протянула матери бокал за новой порцией шампанского и сказала:

      – Но зато я повстречала парня… Красивого… Правда красивого!

      Жозефина тихо ахнула.

      Ширли следила за их разговором и молила про себя: «Не верь, моя Жози, не мечтай, опять налетишь на каменную стену». Гэри улыбался: он предвидел, каким ударом для сентиментальной Жозефины будет ответ ее дочери.

      – И сколько это продолжалось?

      – Две недели. Мы сплелись в душной страсти…

      – А потом? – спросила Жозефина, еще на что-то надеясь.

      – А потом все, стало неприкольно. Ни-че-го. Глушняк. Представляешь, однажды у него задралась штанина, и я увидела белый носочек. Белый носочек на волосатой лодыжке… Брр, чуть не стошнило!

      – Боже правый! Ну у тебя и представления о любви! – вздохнула Жозефина.

      – Да это не любовь, мама!

      – Они сейчас сперва ложатся в постель, а потом уже влюбляются, – пояснила Ширли.

      – Влюбленные мужчины такие скучные! – зевнула Гортензия.

      – Но я в любом случае не собираюсь сплетаться в душной страсти с Эрве Лефлок-Пиньелем, –