Слуга Инквизитора. Повесть. Ксимена

стал более внимательным, ловил каждое слово Господина. Писать я тогда не умел, потому малевал, где попало, угольком картинки, каракули, понятные только мне. Увидев однажды, что я малюю, Господин вопросительно вскинул бровь. Пришлось все рассказать. Господин издал какой-то странный звук или вопль и исчез. А вскоре к моим бесконечным делам добавилось еще одно – обучение грамоте. А «бац» продолжалось еще долго…

      Через три дня мы отправились в Озерный край – глухомань на краю света, дальше которого лишь Студеное море. Не знаю, почему мне там все казалось знакомым, ведь раньше я тут никогда не бывал. Иногда даже возникало чувство, что где-то рядом мой дом. Вот только пробежишь по тропинке, в лодке переберешься через озеро на другой берег, обойдешь топь с кочками, усеянными лиловым вереском и коралловыми ягодами брусники, и увидишь на холме родную деревню.

      Места тут примечательны спокойной, неброской красотой. Идешь по лесу, вдыхая аромат хвои – голова кругом! А какие огромные ели и сосны! Бывало, задеру голову, чтобы увидеть верхушку, – шапка с головы падает. Сяду у дерева, гляжу вверх и кажется, что плывущие по небу тучки зацепились мохнатыми лапками за колючие ветки крон и не могут двинуться дальше, зависли над головой. Наверное, если бы я забрался на самую высокую сосну, то смог бы увидеть самого Бога, рай и сонм ангелов.

      Когда я сказал о своих ощущениях Господину, он хмыкнул, пробурчал: «Норна Урд», – и добавил непонятные слова:

      «О, чадо четырех стихий, внемли ты вести,

      Из мира тайного, не знающего лести!

      Ты – зверь и человек, злой дух и ангел – ты,

      Все, чем ты кажешься, в тебе таится вместе…»

      – Что-что? – переспросил я, не поняв его слов.

      – Это стихи, глупыш. Написал их один замечательный восточный мудрец, имя которому Омар, – тихо ответил Господин.

      После «глупыша» я больше не осмелился ничего спрашивать, а слова «норна Урд» и «Омар» запомнил. На всякий случай…

      Да уж, чудны творения твои, Господи! Поразил меня Озерный край своим размахом и величием. Вообще-то, странствовали мы столь часто, что я перестал обращать внимание на красоты разных стран. Все везде было похоже. Поселения крестьян или слободки ремесленников, в основном, с жалкими лачугами и мастерскими, над которыми витали копоть и дым. Небольшие поля, сады, огороды в окрестностях деревушек. Города, окруженные толстыми крепостными стенами, башни с узкими бойницами, рвы с темной водой. Величественные храмы, замысловатые замки, высокие, в несколько этажей каменные дома. Узкие, мощеные отполированным булыжником, улочки, по обочинам которых текли ручьи помоев. По городским улицам и ходить-то нужно было осторожно и желательно в широкополой шляпе, сами понимаете, почему. На окраинах городов – кучи мусора и всякого хлама с копошившимися там крысами и мышами.

      Приехав к ночи в один город, утром я уже неплохо ориентировался в нем. Обычно