Человеческая комедия. Уильям Сароян

еще не скоро уеду… – сказал Гомер. – Так что спи.

      – Ладно, – сказал Улисс. – Значит, побежишь на двадцать метров?

      – На двести, – сказал Гомер. – На двести метров с препятствиями.

      Когда Гомер пришел завтракать, его мать и сестра Бесс уже сидели за столом. На минуту все склонили головы, потом стали есть.

      – Ты какую прочел молитву? – спросила у брата Бесс.

      – Ту, что всегда, – ответил Гомер и прочитал ее так, как заучил, когда еще едва умел говорить:

      Раздели с нами трапезу, Господи!

      Пускай Тебя повсюду возлюбят.

      Благослови же нас и дай

      Попасть на пир в Господний рай.

      Аминь.

      – Ах, эту старую! – сказала Бесс. – И к тому же ты сам не понимаешь, что говоришь.

      – Нет, понимаю, – сказал Гомер. – Может, я немножко тороплюсь, потому что хочется есть, но я все понимаю. Смысл – вот что главное. А ты прочла какую молитву?

      – Сперва объясни, что значит твоя.

      – То есть как это – что она значит? То, что в ней говорится.

      – Ну а что же в ней говорится?

      – «Раздели с нами трапезу, Господи». Ну, это значит – посиди с нами за столом. «Господи», верно, много что значит, но, в общем, это что-то хорошее. «Пускай Тебя повсюду возлюбят» – ну, это значит, пускай все и повсюду любят только хорошее. «Благослови же нас» – нас – это, наверно, всех. «Благослови» – это… ну, благослови. Благословлять, кажется, значит прощать. Или, может, любить, или хранить, или что-нибудь в этом роде. Точно не знаю. «И дай попасть на пир в Господний рай». Ну, это именно то самое и значит. Дай нам попасть в рай и там попировать.

      – А «Господний»? – спросила Бесс.

      Гомер обратился к матери:

      – Разве молитва не значит, что хорошие люди чувствуют себя как в раю всякий раз, когда садятся за стол? Ну а «Господний» подразумевает все самое лучшее, правда?

      – Конечно, – сказала миссис Маколей.

      – А разве Господь – это не какая-нибудь личность? – сказала Бесс.

      – Конечно, – сказал Гомер. – Но и я – тоже личность. И мама, и ты, и все на свете – тоже личности. Допустим, что наш мир – это рай и что всякий, с кем бы мы ни сели за стол, – это личность. Бесс, – добавил Гомер с раздражением, – ты знаешь не хуже меня, что это просто застольная молитва, и сама понимаешь, что она значит. Тебе просто хочется сбить меня с толку. Не старайся. Это совсем нетрудно. Наверно, каждый может сбить меня с толку, ну и что из этого? Я все равно во что-то верю. Все мы во что-то верим. Правда, ма?

      – Конечно верим, – сказала миссис Маколей. – Как же можно жить, если ни во что не веришь? Тогда ты уж не попируешь – и не только в раю, а где бы то ни было, – как бы ни ломился твой стол от яств. Только вера и творит чудеса.

      – Вот видишь, – сказал Гомер сестре, раз и навсегда решив спор. – Я сегодня буду участвовать в беге на двести метров с препятствиями.

      – Да ну? – сказала миссис Маколей. – Зачем?

      – Видишь ли, ма, это очень важное состязание. Мистер Спенглер в нем тоже участвовал, когда учился в нашей школе. Тебе приходится и бежать, и прыгать в одно и то же время. А у него есть крутое яйцо. На счастье.

      – Носить