Человеческая комедия. Уильям Сароян

ящике своего стола. Гомер сложил телеграмму, сунул в конверт, запечатал его, положил в фуражку и вышел из конторы. Когда рассыльный удалился, старый телеграфист громко запел «Твердыню в веках». Ведь некогда и он был молод.

      Глава 4

      Весь мир будет мне завидовать

      Музыка доносилась из дома Маколеев на авеню Санта-Клара. Бесс и миссис Маколей играли «Весь мир будет мне завидовать». Они играли эту песню для солдата Маркуса, где бы он сейчас ни был, потому что Маркус любил эту песню больше всех других. В гостиную вошла их соседка Мэри Арена, встала возле Бесс у пианино и запела. Она пела для Маркуса, который был ей дороже жизни. Маленький Улисс смотрел на них. Где-то далеко происходило что-то непонятное, ему хотелось угадать, что именно, хотя веки его и слипались. Наконец он превозмог сон и спросил:

      – А где Маркус?

      Миссис Маколей поглядела на мальчика.

      – Ты пойми… – начала она, но сразу же замолчала.

      Улисс очень старался, но не знал, что ему нужно понять.

      – Что? – спросил он.

      – Маркуса больше нет в Итаке, – сказала миссис Маколей. – Он уехал.

      – Почему?

      – Маркус ушел на войну.

      – А когда он вернется домой?

      – Когда кончится война.

      – Завтра?

      – Нет, завтра он не вернется.

      – А когда?

      – Мы не знаем. Мы ждем.

      – А где папа? – спросил Улисс. – Если мы будем ждать, может, и он вернется, как Маркус?

      – Нет, – сказала миссис Маколей, – он не вернется, как Маркус. Он больше не пройдет по нашей улице, не поднимется по ступенькам, не взойдет на крыльцо и не откроет двери в дом.

      Но и это было слишком сложно для мальчика, а так как у него было только одно волшебное слово, которое помогало узнать правду и обрести покой, он его произнес:

      – Почему?

      Миссис Маколей обернулась к Бесс и Мэри.

      – Смерть – это такая вещь, которую нелегко понять кому бы то ни было, особенно ребенку, но всякая жизнь однажды приходит к концу. – Она поглядела на Улисса. – Конец этот настал для твоего отца два года назад. – Она снова перевела взгляд на Бесс и Мэри. – Но до тех пор, пока мы живы, – сказала она, – пока мы вместе, пока осталось хоть двое из нас и мы его помним, ничто не может отнять у нас нашего отца. У нас могли взять только его оболочку. Ты будешь расти и все лучше узнавать своего отца, все лучше узнавать самого себя. Он не может быть мертв, раз ты жив. Время и случайность, болезнь и усталость взяли его тело, но ты вернул нам отца куда более молодым и жизнерадостным. Ты, наверно, не поймешь того, что я говорю. Но запомни: хорошее не гибнет. Если бы это было не так, на земле не осталось бы людей, окончилась бы всякая жизнь. А мир полон людей, полон чудесной, удивительной жизни.

      Мальчик немножко об этом подумал, а потом вспомнил о том, что он видел утром.

      – А что такое суслики? – спросил он.

      Мать была подготовлена к такому вопросу. Она знала, что у мальчика есть глаза и, больше того, есть воображение, а воображением управляло горячее чувство