Поправка Джексона (сборник). Наталия Червинская

когда он сделал «березку» и встал на свою лысоватую голову, то крест упал ему прямо на нос. Прямо на знаменитый Борин рубильник, на его несравненный шнобель упал золотой крест с голубой перегородчатой эмалью.

      Надо сказать, что разные религии и деноминации я воспринимаю чисто эстетически. Моя любовь к православию ограничивается церковью Покрова на Нерли. Предметы же церковного обихода с перегородчатой эмалью и жемчугом вызывают у меня почему-то тяжелые ассоциации.

      Я решила поговорить с Борей про это дело. Меня всегда интересовал вопрос: когда еврей обращается в христианство, причем не по настойчивой просьбе испанской инквизиции, как он выбирает между православием, католицизмом, протестантством или, скажем, вполне симпатичным квакерством?

      Из разговора этого ничего не вышло. Боря все время думал, что я убеждаю его в том, что Бога нет.

      – Но согласись, – сказал он под конец, – ведь лучше на всякий случай в Бога верить. Помешать это не помешает, а помочь может.

      И это ведь он не у Паскаля вычитал, сам додумался.

      – Без религии некомфортно жить на этом свете, – терпеливо объяснил мне Боря. – Я вот хожу в церковь, у меня там друзья, связи, в случае чего – помогут.

      А я-то как раз всегда считала, что христианство предлагает комфорт только на том свете и что даже это как-то слишком своекорыстно. Мне казалось, что в некомфортности и должен быть весь смысл религии.

      Боря хочет соборности, или, по-нашему, миньяна. Он в свое время и в партию для этого вступал.

      Завтракать я Борю привела в маленькое кафе. Оно в таком дворике с замурзанным гипсовым амуром. Официантка сметает со столика лепестки тропических цветов, мясистые, розовые лепестки магнолии, каждый размером с блюдце, и мелкие слабые лепестки жасмина. Кофе подают с молоком, в больших белых чашках. Даже почти не жарко.

      А не хочет ли Боря, пока я работаю, поехать на какую-нибудь экскурсию?

      – Какую экскурсию? – удивляется Боря. – Я понимаю, был бы исторический город, как у нас. А этот город возник позавчера.

      – Этот город возник через пятнадцать лет после твоего, – огрызаюсь я. Я этот факт где-то раскопала и не могу забыть: между Новым Орлеаном и Питером, где проживает кузен Боря, – пятнадцать лет разницы.

      – Ну что ты за чушь несешь.

      Борю не сбить. Он не любит переусложнять.

      Пока я работала, Боря сидел в номере и смотрел телевизор без звука. Теперь я чувствую себя виноватой и, покончив с делами, организовала нам развлечения. У меня тут есть знакомая, можно сказать – приятельница; она мне когда-то предлагала показать город. Мы договариваемся встретиться во Французском квартале.

      Французский квартал все время красят, чтоб нравился туристам. Красят в веселые цвета: желтенький, голубенький, малиновый, салатный. Любой другой город уже сиял бы, как луженый самовар. Но, видимо, у Нового Орлеана никогда не хватает денег, чтоб накраситься по-настоящему. Как обычно описывают француженок определенного возраста? Она, мол, знает, как шарфик