Сволочей тоже жалко (сборник). Виктория Токарева

разложил документы и поставил галочку, где подписать.

      – А лекарства вы привезли? – спросила Нэля.

      – Ой, мы забыли, – смутилась девушка.

      – Про нотариуса не забыли, – заметила Люська.

      – Но ведь Нэле девятый десяток, – напомнил племянник. – Умрет – и ни дарственной, ни завещания. Кому дом?

      «Мне», – подумала Люська, но вслух не озвучила.

      Далее все покатилось своим чередом. Нэля сидела без лекарств и без денег, грустная и тихая.

      Люська забегала к ней каждый день, приносила еду. Что называется, делилась последним куском. Нэля ела мало, но не есть совсем она не могла.

      Племянник должен был привозить пенсию, у него была доверенность, но эта скромная пенсия оседала в карманах племянника.

      Люська договорилась насчет машины, погрузила туда Нэлю, и они поехали в Москву, в сберкассу. Переписали доверенность на Люську, заполнили нужные бумаги. Пенсию стала забирать Люська, раз в месяц. Скромная пенсия плюс натуральное Люськино хозяйство – вполне можно жить.

      Володька кормил себя сам: собирал бутылки, сдавал металлолом плюс зарплата электрика…

      Володька похудел, выглядел вне возраста – молодой старик, видно, что человек опустился. Никаких интересов, кроме одного.

      Люська имела в поселке своих постоянных клиентов и каждому норовила сказать правду в лицо. На нее не обижались, учитывая ее уровень и социальное положение. Вот если бы, скажем, министр культуры пришел лично на дом и выразил свое неудовольствие… Или Хиллари Клинтон приехала в Россию, завернула в наш поселок и объявила, что мусорные баки воняют. Тогда было бы неприятно. А Люська, что Люська…

      – Век, – она простирала ко мне руки, – правда, Век… Я за ней хожу, как за ребенком. Почему бы ей не отписать мне дом.

      – У тебя есть дом, – напоминала я.

      – И что? Я один дом продам, деньги выручу. А денег много не бывает. Век, я правду скажу: от меня хоть какая-то польза, от племянника никакой. Сволочь, и больше никто. А что, нет? Ты скажи Нэле, пусть она мне дом отпишет.

      – Скажи сама. Я с ней не знакома.

      Я отказалась от посреднической миссии, но в глубине души была согласна с Люськой.

      От Люськи – реальная польза: каждодневный уход, душевное тепло. А от родственников – только потребительство и хамство. И больше ничего.

      Люська-маленькая выросла. Ей было уже семнадцать лет.

      Нэля жила себе, хотя и передвигалась на коляске. Ей было уже под девяносто, но голова ясная.

      Я часто думала, в чем причина долголетия? Во-первых, гены. Во-вторых, характер. Нэля была совершенно беззлобная и независтливая. В ней не было никакого говна, как говорила Люська. Ей нравилась ее жизнь. Всегда, во все периоды. И сейчас тоже нравилась: природа, воздух, экология, Люська-большая и Люська-маленькая.

      Нэля любила повторять: «Старость – это время свобод».

      Люська-маленькая тоже любила Нэлю. За доброжелательность. Нэле все нравилось, а Люське-большой все не нравилось. Все сволочи и фармазоны, все жадные, за копейку