Яд-шоколад. Татьяна Степанова

страх…

      – Она всегда хотела быть только полицейским, она избрала для себя эту профессию…

      Траурная процессия начинает свой последний марш по тихому городу. Сотрудники полиции, горожане, народ, граждане…

      Никакого официоза, никаких помпезных речей…

      Они все говорят в толпе то, что на сердце, и Катя их слышит.

      – Она в одиночку кинулась его задерживать… ну того, вы знаете, о ком я… А он ее убил… Бешеный волк…

      – Она… Марина всегда была храброй…

      – Да, очень храброй, если бы не она… Его взяли наконец-то, и это ее заслуга…

      Оркестр…

      Похоронный марш…

      Цветы как саван…

      Саван из лепестков…

      – Трудно умирать молодым…

      – Страшно умирать вообще…

      Катя просмотрела всю запись до самого конца. И кладбище. И поминки в городском ресторане.

      Слезы…

      Залп почетного караула…

      Глухие рыдания…

      Новый залп – последний салют.

      И стая птиц – вспугнутая выстрелами, взметнувшаяся в майское небо с кладбищенских лип.

      Это было в подмосковном городе два года назад.

      Теперь это уже – почти легенда.

      И сама Марина Терентьева – почти легенда там… городской мрачный миф о красавице, которая билась с чудовищем насмерть. И не спаслась.

      Катя выключила ноутбук. Долго сидела, не шевелясь, точно силы, прежняя решимость, любопытство, рабочий азарт криминального репортера внезапно покинули ее, улетучились как дым.

      А может, полковник Гущин прав? Надо ли ворошить всю эту историю, если окончание ее – вот такое – почти что новая городская легенда о герое полицейском, погибшем при исполнении служебного долга?

      Так все было или не так, но миф уже есть, он существует в умах горожан и… там ведь все кончено в этом деле. Маньяк пойман и сидит в психиатрической клинике. Его упрятали туда навсегда.

      А что там думали и знали его родные, его семья – так ли уж это и важно?

      Если тебе так уж невтерпеж дома в тоске и печали, во всех этих своих воспоминаниях о прошлом, угрызениях совести, гордыне и одиночестве… может, не стоит принимать вот это лекарство… вот это горчайшее смертельное лекарство от собственной скуки? Чужое горе, чужая боль… Это не допинг от одиночества. Если уж это воспринимать как допинг, то это просто какое-то извращение, душевный перекос.

      Но Катя… упрямая Катя не послушала свой внутренний голос, который вот так – может, не слишком приятно, без церемоний предупреждал ее там, в кабинете Пресс-центра.

      Толстый солидный умный ведомственный журнал заказал ей статью. И она жаждала эту статью написать. Ей всегда казалось, что она способна на что-то большее, чем все эти криминальные ушлые репортажики для криминальной полосы в интернет-изданиях.

      Да в тот миг упрямство и любопытство – главная, самая страстная черта ее натуры – все же пересилили здравый смысл и внутренний голос. Катя и представить себе не могла, с чем она столкнется в самом недалеком будущем. Какие ужасные, пугающие, невероятные события впереди.

      Она