Его сиятельство Каспар Фрай. Алекс Орлов

точно, ваше сиятельство, с прежних времен остались, от герцога Фердинанда.

      – А стрелки, стало быть, с других краев привезенные? – спросил сотник, кивая на замерших на стене стрелков. Их серые мундиры и широкополые шляпы никак не вязались с серебром и пурпуром гвардейцев.

      – Гизгальдцы, принесла их нелегкая, – негромко ответил конюшенный. Его негромкие переговоры с сотником становились все откровеннее.

      – Что это за петух ливенский над воротами стоит?

      – Майор Штепплер, помощник его светлости по военной части. Всем в замке командует.

      Конюшенный с сотником подъехали к краю рва и остановились напротив поднятого моста.

      – Кто такие? – строго спросил майор из-под опущенного забрала.

      – Это я, ваша милость, конюшенный Петелинк! А там, – дядюшка указал в сторону колонны, – племянник мой Сибилл.

      – Тебя зачем посылали, Петелинк?

      – На дороге смотреть, ваша милость, а заодно и… союзников его светлости высматривать. Вот мы и привели тыщу рейтар, которые хотят встать под знамена нашего герцога, да продлятся годы его правления.

      Майор Штепплер немного подумал, потом поднял забрало и ближе подошел к башенным зубцам.

      – А ты предводитель рейтар будешь? – спросил он у сотника.

      – Да, ваша милость. Меня зовут Трауб.

      – Стало быть, вы сейчас без хозяина, Трауб?

      – Без хозяина, майор.

      – Покажи рукава…

      Трауб поднял правую руку, и одновременно с ним подняли правые руки все рейтары в колонне. Опустив правую руку, сотник поднял левую, и снова его жест повторили все рейтары. Это был общепринятый ритуал демонстрации рейтарами своей нейтральности и готовности встать под знамена нанимателей. После заключения договора они подвязывали на рукава ленты с цветами знамени нового хозяина.

      – Хорошо! Я спрошу герцога, как нам поступить… – сказал майор и ушел со стены. Потянулись минуты ожидания. Лошади потряхивали уздечками, беспокойно били копытами, на дне рва, в илистой жиже, любопытные лягушки пучили глаза, ожидая, чем же все это кончится.

      Переговоры с герцогом были недолгими, вскоре майор вернулся.

      – Его светлость готов взять вас под свои знамена, – объявил он. – Какого жалованья требуете?

      – По полрилли в день, – сразу поднял цену сотник.

      Майор усмехнулся – он был готов к такому поведению рейтаров.

      – Мы дадим по четверти рилли на откорме и по полрилли на войне. Десятникам – вдвойне, сотникам – вдесятеро.

      – А как платить будете – по вечерам или рано?

      – На откорме – по вечерам, на войне – рано.

      – Годится! Отворяй ворота!

      Войско одобрительно загудело и застучало кулаками в щиты, условия договора им подходили, неизвестно, когда воевать придется, а деньги обещали давать каждый вечер.

      Рано, значит, утром предстояло делать выплаты во время военных действий. Это тоже был знак уважения к наемникам, поскольку многие хозяева жадничали, выдавая на войне жалованье