Провинциальная богема. Пьеса в 2 действиях. Вячеслав Злобин-Алтайский

понимать наши интересы? Как всегда, ты брызжешь энергией дикой природы!

      ГОРЬКАЯ. Андрюша, не стоит преувеличивать и делать из меня какого-то монстра! На самом деле я нежная страдалица! Да-да-да, и никак иначе…

      МИЛЕШКО. Люба, отныне нежно страдать будем вместе!..

      ГОРЬКАЯ. Да, согласная я! Надеюсь только, не на одном ложе?!

      ЛИПИН. Ну как же, Люба, мы же все в одной лодке!

      МИЛЕШКО (к Вариной). Олечка, наша ты хозяюшка! Проходи сюда… Мы как раз уже засохли без чаепития. Все карты тебе в руки! Как творится?

      ВАРИНА. Ох, Евгений Сергеич, проще и не спрашивать. Тормоза полные…

      МАРЦИНКЕВИЧ. Евгений Сергеевич – руки прочь от подневольного труда! Довольно женщин грузить черной работой. Это все же эмансипированный класс! Они плод вдохновения и поэтического духа!

      МИЛЕШКО. От черной работы рождается черный чай! Значит, чай тоже плод поэтического духа!.. Так что будем пить черный чай и читать белые стихи!

      МАРЦИНКЕВИЧ. Вот-вот, понял!.. Чай – эликсир творчества!..

      Кстати, не поверите. Сегодня поутру свалился с кровати… и сразу гениальным стихом исцелился! Просто чудеса! Не поверите…

      ЗАРУБИН. И как, после ушиба не упустил Музу?

      МАРЦИНКЕВИЧ. Я же исцелился!.. Право сказать, при падении тела стул вдребезги… но ноту ухватил – вместе с Музой! Вот, получите!.. (Остервенело декларирует.)

      Я волком бы выгрыз ваши души

      Значения им – нету!

      Бросаю беспечному миру в уши

      Вызов!

      Как медную монету!!!

      Я колок, упрям и спесив,

      Поклонник Венеры и Канта!

      Вам смелый, величественный императив —

      От моего таланта!!!

      ЛИПИН. Светоч, Люцифер! Нет, ты не падший ангел – ты утренняя звезда!

      МИЛЕШКО. На Вулкана и сына Амура похож!..

      МАРЦИНКЕВИЧ. Не понял? На какого вулкана?

      МИЛЕШКО. Как на какого? Ты же поклонник Венеры?

      МАРЦИНКЕВИЧ. Ну, да.

      МИЛЕШКО. А это ее муж…

      МАРЦИНКЕВИЧ. Что вы, я потомок Мельпомены?! Муза трагизма обуревает меня!

      МИЛЕШКО. А я знавал ее дочь Молпу – плясок божество!

      МАРЦИНКЕВИЧ. Но для меня не то главное. Главное в высо-ких материях!..

      ЗАРУБИН. Вирши высокого полета!

      МАРЦИНКЕВИЧ. Что вы считаете, мои мысли так уж и плохи?

      ЗАРУБИН. Что ты, мой друг, до середины восемнадцатого века в польской терминологии это слово означало стих светский и духовный. Я лишь только это хотел подчеркнуть!

      МИЛЕШКО. Мы знаем, что в амурной философии и поэзии ты силен, но не с такой же силой! Ни с таким же императивом?!

      ЛИПИН. В муках рождаются философы, и иной раз молнии их озаряют!

      МАРЦИНКЕВИЧ. Да бросьте друзья, мы все самородки! Вот нас молния и озаряет!.. Как у меня батька любил говаривать: мы дети Галактики и дети нашей дорогой Земли! То-бишь – Мира и Земли! Его же тоже