Души. Александр Титов

Никита. Я тебе о нём говорила.

      – С которым ты не встречаешься и целовалась всего два раза?

      – Мы же неделю уже… – попытался заговорить Никита.

      – Молчи. Сейчас я говорю. – оборвала его Аня. – Да, папа, это тот самый Никита.

      – Тебе шестнадцать лет. Забыла? Хочешь, я его на восьмёрку за совращение отправлю?

      – Он мой ровесник. Так можно. Я узнавала.

      – Это что, за разговорчики? Ты ребёнок! Мой ребёнок. И я не собираюсь смотреть, как ты с каждым встречным в постель прыгаешь.

      – Я не ребёнок, сколько раз повторять? Мы живём в двадцать первом веке. Теперь всё совсем по другому. Не так, как в вашем дремучем…

      – Я примерно те же слова говорил своему отцу в твоём возрасте.

      – А мне, типа, нельзя?

      – Нельзя. Потому что я тогда был дураком. А тебе этого не позволю.

      – Я сама так хочу. Мне нравится быть дурой. Делать свои ошибки. Свои! Я иначе не научусь жить. Буду кисейной барышней и краснеть от слова «блин». Понимаешь?

      – Нет, не понимаю.

      – Да ты вообще ничего не понимаешь! – Аня сорвалась на крик. – Вот мама бы на моей стороне была.

      – Ещё чего. Она бы с тобой и разговаривать не стала. Отправила бы в угол. Забрала бы ноут и телефон.

      Никита потихоньку отступал в комнату. Испугали мы героя. Со своими родителями он бы стал заметно смелее.

      – Ну почему ты такой? Ты же знаешь, как тяжело быть подростком. Когда всё самое приятное почему-то нельзя. Ведь правда же?

      – Аня, милая, дело ведь не в том, что приятное это плохо. Просто рано ещё. Делов наделаешь и глазом не моргнёшь. А потом всю жизнь жалеть будешь об ошибках молодости.

      – Таких, как я? Я тоже ошибка?

      Аня удивительным образом перевернула мою мысль. Приняла её на свой счёт и приготовилась расплакаться.

      – Да что ты такое говоришь? Ты главная удача моей жизни. Больше того. Ты и есть моя жизнь!

      Она ничего не ответила. Вытерла слёзы, отвела взгляд. Успокоилась.

      – Что с твоим носом? – хрипло спросила.

      – Коллега неудачно пошутил. Кинул пепельницу, а я не поймал.

      – Пепельницей, да? Ну-ну. А рубашка… старая коллекция. Такое теперь не носят.

      – На моей крови было много, а Вика предложила свою. Запасную в смысле.

      Аня подняла куртку, хотела повесить. И всё-таки увидела то немыслимое количество улик, которые мне стоило бы спрятать.

      – Это что, папа? – она повернулась белая, как полотно.

      – Ты не поверишь…

      – Давай на чистоту. Я в твои байки с семи лет не верю.

      – Зачем тебе знать? Просто тяжёлый день.

      – Это не просто тяжёлый день! Это следы пуль! Снимай рубашку.

      Какая она стала сразу взрослая. Прямо как мама. Та тоже со мной вечно ругалась. Уговаривала уйти в безопасное место. А мне это как мёд на душу. Чувствовал себя сразу нереально крутым героем боевика.

      Однажды случилось мне с ведьмаком зарубится. Он мечом орудовал, лучше олимпийцев