Рябиновый мед. Августина. Часть 3, 4. Человек на коне. Страшные сны. Алина Знаменская

седоком, как высокие, устремленные вверх пирамидальные тополя пытаются проткнуть небо. А жизнь несла ее в горные кишлаки, в странные кочевые юрты, где было не спрятаться от жары и всепроникающего песка, где вода – мутная, грязная – была на вес золота, а опасность бандитской пули или же местной коварной болезни была одинаково реальна и близка. И вот после воинских палаток, разбиваемых возле небольших горных кишлаков, после зимы в кочевых юртах они наконец в большом городе, Бухаре.

      Ах, Бухара! О тебе приходилось лишь читать в сказках про Ходжу Насреддина да слышать на уроках незабвенной Зои Александровны:

      Бухара нам вновь прислала ветерок благоуханный,

      Сладко пахнущий жасмином, лепестками розы рдяной…

      Поселили Вознесенских у Зульфии – молодой одинокой женщины, сдающей часть большого дома постояльцам. Кроме Вознесенских, у Зульфии квартировалась узбекская семья, и во дворе всегда было шумно от гомона детей.

      Дом, длинный и приземистый, выстроенный буквой «П», охватывал собой двор с тандыром – печью для лепешек, арыком и раскидистой необъятной чинарой, под которой была устроена площадка для чаепития, обсаженная розами. Зульфия – моложавая, бойкая, живая – сразу расположила Вознесенских к себе. Она неплохо изъяснялась по-русски и, показывая свое жилище, объясняла:

      – Курпач.

      – Курпач? Одеяло – это курпач?

      – Да, курпач. Много курпач – богатый бай. Мало курпач – бедный, дехканин.

      – Вот как.

      – Мой муж был богатый. Много ковры, много посуда, курпач много. Большой калым отцу за меня платил. Бежал в горы, за кордон. Старшую жену забрал с собой и сына старшего, а я осталась.

      – А у тебя дети есть, Зульфия?

      – Сын есть, на заработки уехал в Самарканд.

      – Сколько же ему лет?

      – Семнадцать.

      – А тебе тогда сколько?

      – Тридцать два.

      И Ася, и Алексей вместе покачали головами. Чудно!

      – Рано тебя замуж отдали?

      – Зачем – рано? Как всех. Саид большой калым за меня дал отцу. Двадцать верблюдов. Хан-атлас, парчу, десять курпач и пять ковров.

      – Калым заплатил, а сам оставил тебя с сыном.

      – Мы спрятались с Ниязом, не хотели уходить. Родители старые совсем, жалко.

      – Ничего, ты молодая, нового мужа себе найдешь, – улыбнулся Вознесенский.

      – Сын не разрешает нового мужа.

      – Сын? Да разве может он матери указывать?

      – Нет мужа, сын главный. Как скажет, так и будет.

      – Чем же ты живешь, Зульфия? – спросил Алексей. И Ася сразу поняла, что он имел в виду. Дом, если определять по количеству курпачей и ковров, казался не бедным. На полках красиво расставлены медные кумганы, чаши, блюда. Сама Зульфия одета гораздо лучше своих соседок-узбечек. Платья у них у всех одного покроя, но ткань выдает. У Зульфии платья из дорогого хан-атласа, парчовые чувяки, расшитые бисером, тогда как на Айгуль, новой соседке Аси, простые