Мать извела меня, папа сожрал меня. Сказки на новый лад. Людмила Петрушевская

весь день Марлен пролежала в комнате брата, слушая пластинки. Время от времени ее тошнило.

      Вечером, когда родители позвали, она спустилась к ужину, хотя вряд ли вынесла бы даже запах пищи. Но как только Марлен села за стол, оглушающий треск из ее больной головы зазвучал в радиоприемнике.

      – «Мать быстро решила судьбу мою, – раздался в кухне голос брата. – Отцу в пироги я начинку даю».

      Мать вскочила и потянулась костлявыми пальцами к ручке.

      – Пусть помолчит, – сказала она, но отец вмешался:

      – А неплохо бы послушать музыку.

      – Тогда какую-нибудь другую песню, – предложила мать. Однако сколько бы ни крутила ручку, эта играла на любой волне:

      – «Только сестрица по мне горюет».

      Отец искоса бросил взгляд в окно и встал.

      – Кажется, кто-то идет, нет? – Он схватил трубку и вышел посмотреть.

      Мать медленно пятилась прочь от радио, неотрывно глядя в камин и ломая руки.

      – Смотрю я в огонь, – прошептала она, заикаясь, – и он… жжет меня заживо! – Она криво улыбнулась и стала расстегивать платье.

      – Мама, там нет никакого огня.

      Руки в резиновых перчатках схватили радио и швырнули на пол. Оно раскололось на куски – их было ровно столько же, на сколько разрубили брата, – но песня не умолкала. Перчатки вцепились в платье, разорвали ворот, мать сунула голову под кран и завизжала.

      Марлен в ужасе бросилась вон, к отцу, но на дорожке показалась бледная фигура, и сердце радостно подпрыгнуло.

      – Это брат? – воскликнула она.

      Отец замахал волосатой рукой, а мать выбежала из дому голая по пояс, с мокрой головой. Марлен увидела топор в ее желтой резиновой руке, а в другой – толстую библию.

      – Всех сейчас порублю! – вопила мать в разорванном сползающем платье. – И можжевельник, и гостя непрошеного!

      Но едва она добежала до дерева, на нее дождем посыпались молодые можжевеловые ягоды, и она замерла от неожиданности. А ягоды тряслись и кружили на земле – и расчистили круглую яму вокруг матери, и та вместе с топором провалилась под землю. Марлен и отец бросились к ней, но успели увидеть лишь ее белый лоб, исчезающий в толще пепла, лишь этот пепел, твердеющий над ней, лишь библию под деревом. Книга распахнулась, страницы затрепетали, превратились в белых птиц и улетели. А ягоды поднялись в воздух роем пчел.

      Этот рой полетел к брату, словно бы нападая на него: ягоды облепили все его тело и даже гитару, пока он не скрылся под ними. И, словно отдав ему весь свой сок вместо крови, – пожухли и опали с его кожи одна за другой, точь-в-точь сухие болячки с зажившей раны, тоньше луковой кожуры. Задыхаясь от радости, Марлен бросилась к брату.

      – Смотри, папа! – закричала она. – Брат розовый и новый!

      Но отец молча бродил под можжевельником. Склонясь, он ощупывал землю – искал хоть малейший след хоть какой-то из своих жен.

***

      Читая в детстве «Сказку про можжевельник» братьев Гримм, я больше всего поражалась неведению отца – как он не замечает, что ест сына!