Российский колокол № 7-8 2020. Коллектив авторов

пароход

      Мы этих людей выслали потому, что расстрелять их не было повода, а терпеть было невозможно.

Л. Д. Троцкий

      Сударь, мистер, товарищ, изволите ещё глоток?

      Безнаказанно бродят ветра на расшатанном юте,

      И пока не осипнет от слёз пароходный свисток,

      Предлагаю продолжить беседу в ближайшей каюте.

      От случайной Отчизны осталась полоска земли,

      Всё сильней её сходство со ржавою бритвой монаха,

      Множить сущности всуе – что воду толочь в пыли –

      Ничего не устроится сверх умножения праха.

      Что ж, багаж наш негуст – башмаки, пара старых кальсон,

      Впору зависть питать к пассажирам четвёртого класса,

      Ни собак, ни зевак – Петроград погружается в сон,

      По ночам здесь пирует тупая разбойничья масса…

      Пусть на запад нам выписан литер – ногами в восток

      Упереться придётся и к койке шарфом пристегнуться,

      Отряхнём мир насилья, что цепи с измученных ног,

      Раз диктует судьба поутру в новом мире проснуться…

      Но и там нет покоя изгоям, настойчив Господь

      В своём промысле ветру доверить осколки былого,

      И, пока ещё держит тепло окаянная плоть,

      Для потомков хранится в умах сокровенное слово.

      В этом граде-казарме продолжит свой курс изувер,

      Что мечтал разлучить с головой философские выи,

      От судьбы и его не спасёт именной револьвер,

      И от кары небес не прикроют собой часовые.

      А пока сквозь дремоту он видит извечный мотив

      (Помнишь, как в Верхоленске ты мучился близкой разгадкой?),

      Как задержанный мытарь, с ворами свой хлеб разделив,

      В тесном склепе томился, глотая обиду украдкой.

      Из оливковой рощи призывно звенел соловей,

      И ему в унисон настороженно выли собаки,

      Словно глаз Асмодея, сияла луна меж ветвей,

      Разливая покров изумрудный в удушливом мраке.

      Надвигается полночь, настал третьей стражи черёд,

      Но забыть о мытарствах мешают треклятые думы,

      Невдомёк бедолаге, за что угодил в переплёт:

      Не за то ли, что долг исполнял раздражённо-угрюмо,

      Шкуры драл с толстосумов, но часто прощал бедноте,

      Не за то ли, что дал свой приют чужестранцу-бродяге,

      Меж знакомцев хмельных ему место нашёл в тесноте

      И под дождь не пустил, не позволил погибнуть в овраге?

      Что твердил этот странник с глазами небесного льна?

      Не забыть этот голос, душевно и тихо журчащий, –

      Будто есть одна страсть, опьяняющая, как весна,

      Не любовь, ей не страшен огонь и разрыв жесточайший…

      Что за страсть? Не расслышал, не зная, как переспросить,

      Заслужу это знанье, изведав на собственной шкуре,

      Сохрани меня, Боже, прости и ещё раз спаси,

      Прозябаю в грехах и мечтах о безгрешной натуре.

      …Лев, потомок Давида, в тревоге застыл у окна,

      Словно из подземелья всё стонет свисток парохода,

      Две России отныне и впредь