Хрупкие создания. Дониэль Клейтон

корейский такой быстрый и непонятный, что я даже выцепить знакомое слово не могу. Борюсь с внезапно возникшим желанием стать частью их группы. Я же видела, какими жестокими они могут быть. Почему я все еще этого хочу?

      Сей Джин замечает меня и, как обычно, обзывает на корейском – вся комната смеется. Уверена, что она называет меня бананом – или как там по-корейски будет «полукровка». Узнаю маму Сей Джин на экране компьютера и чуть не машу в знак приветствия. Просто чтобы заставить Сей Джин говорить обо мне. Чтобы она соврала, почему мы больше не друзья. Чтобы ей стало неуютно и пришлось изображать привычную корейскую вежливость. Когда мы были помладше, мама Сей Джин навещала нас. Она всегда напоминала мне собственную мать. Мы с Сей Джин постоянно жаловались друг дружке на их постоянный стресс, уродливые прически, презрение к американской музыке и еде. Я научила Сей Джин ругаться на английском, и мы шептали эти ругательства, когда мамы нас злили.

      Сей Джин любит языки и научила меня нескольким фразам на корейском, которые я использовала в перепалках с мамой. А потом рассказывала Сей Джин о моем триумфе – и материнский гнев отступал на второй план.

      Теперь кажется, что это было целую вечность назад. Я даже не помню, как вела себя тогда, во времена нашей дружбы. А про Сей Джин не помню и подавно.

      Сей Джин снимает наушники и отодвигает микрофон.

      – Когда ты вошла, мама спросила, что это за уродливая американская девочка, – произносит Сей Джин, когда я уже собираюсь на выход. Акцент только подчеркивает резкость слов.

      – А я ответила, что это И Джун Ким, и она мне не поверила. Сказала, что тогда твой американский папаша, должно быть, та еще свинья.

      Она делает ударение на последнем слове, словно сейчас все подростки используют это оскорбление. Мне хочется рассмеяться в ответ. Оттолкнуть ее и объяснить ее матери, что именно случилось с нашей дружбой.

      – Ах да, ты же понятия не имеешь, кто он. Может, и в самом деле свинья.

      Я пытаюсь не показывать виду, что меня это задело, но тело не слушается. Резко вдыхаю, спотыкаюсь о собственную ногу и чувствую, как за ушами начинает скапливаться пот. Силюсь вспомнить свой план, как причинить ей боль.

      – Ох, прости, – продолжает Сей Джин, вглядываясь мне в лицо. – Может, я ошиблась с переводом?

      Она улыбается, но на ее идеальной кремовой коже не появляется ни одной ямочки или складки. Конечно, Сей Джин не ошиблась с переводом. Ее английский идеален, но она всегда винит в своей жестокости языковой барьер. А я даже не могу как следует защитить своего неизвестного отца. Я понятия не имею, кто он, знаю только, что он белый. И практически призрак. Другие девочки замолкают, чтобы послушать нашу с Сей Джин перепалку.

      Большинство приехало из Сеула, когда им было по шесть лет, в то же время, когда сюда поступала и я. И сначала мы все были друзьями. Они жили у ближайших корейских родственников, и моя мама часто приглашала их погулять по городу. Мы вместе обедали и устраивали ночевки.

      Но после