Хрупкие создания. Дониэль Клейтон

города, но снова путаюсь в длинных французских словах.

      – Значит, ты много где была. В моей стране.

      Киваю снова. У родителей есть квартирка в Девятнадцатом районе недалеко от базилики Сакре-Кер, и мы ездим туда летом, чтобы мама могла порисовать этюды. Но Анри я этого не сообщаю.

      – Я родился в Шарантон-ле-Поне, это недалеко от Парижа. Мы с маман переехали в город, когда мне было восемь.

      – Тогда ты и начал танцевать?

      – Уи… то есть да, – путается Анри. – Мне было почти десять.

      – Десять, – повторяю я, не пытаясь скрыть удивления. Большинство начинают танцевать в пять. Или даже раньше.

      – Я быстро учусь. Балет стал моей страстью. Хотя их у меня много. Ты из Нью-Йорка?

      – Я? О нет. Из Калифорнии.

      – Там никогда не был. Только видел по телевизору. Пляжи, солнце, серфинг, маленькие собачки в сумках, автомобильные погони. И улыбки.

      Я игриво ударяю его по ноге:

      – Эй, в Калифорнии есть много чего еще.

      Он гладит меня по руке, и я отдергиваю ее. И тут же задаю вопрос:

      – Скучаешь по дому? Тут тебе нравится?

      – А тебе?

      – Думаю, да. Начинает нравиться, по крайней мере.

      – Будь осторожнее, – предупреждает он. – Кэсси не была.

      Анри дотрагивается до моей руки. В животе тянет, и я думаю, привыкну ли к такому количеству парней вокруг. Алек. Теперь вот Анри.

      – Что с ней случилось?

      Он морщится. Я хочу знать, но не напираю. Знаю, как бывает неприятно, когда спрашивают о том, о чем даже вспоминать не хочется.

      – Просто будь осторожна. Особенно после этой штуки с зеркалом.

      Он качает головой и бормочет что-то по-французски. Наверное, проклятия.

      – Девочки сказали, что это, скорее всего, Бетт. – Я не уверена, что должна вот так открыто ее обвинять.

      – Следи за ней. – Анри касается пальцами моей щеки, и похоже, даже не осознает этого. Я стараюсь не шевелиться. – Не хочу, чтобы ты пострадала.

      Лампочки над нашими головами притухают, грозясь вот-вот погаснуть. Игра света превращает его лицо в маску. Теперь он кажется совершенно другим человеком. Брови – гуще, глаз почти не видно, рот изогнут.

      Думаю, нам не стоит оставаться здесь, одним и в темноте. Последние ноты «Щелкунчика» изливаются из телефона, и остаемся только я, Анри и тишина. Он снова наклоняется ко мне – свет гаснет – и целует в щеку.

      11. Бетт

      Уже поздно – почти девять, комендантский час, – но я все равно направляюсь в студию на первом этаже. Иду так, чтобы меня увидело как можно больше народа, миную нескольких открытых дверей и даже еду в лифте мимо студенческой комнаты отдыха. Хочу, чтобы они видели меня такой, какая я есть: трудолюбивой, целеустремленной и не сломленной, – в самом деле, какая нелепость – Джиджи Стюарт в роли феи Драже. Да и получила она ее наверняка только потому, что позволила мистеру К. прикасаться к себе чуть дольше, чем нужно. Или провести губами по его шее – вроде как случайно. А то и что-то похуже. Девочки и раньше бросались на мистера К. ради роли. И он действительно иногда