Найти Элизабет. Эмма Хили

думаешь, что ее похитили или что-то в этом роде?

      – Меня больше всего беспокоит «что-то в этом роде», моя милая. Лично мне Фрэнк всегда казался подозрительным типом.

      Я не знала, что на это сказать, и мы несколько минут шли молча. Затем я попыталась вспомнить, что нам могло бы пригодиться.

      – Моя предыдущая собеседница рассказала мне о подозрительных, на ее взгляд, «коммерческих сделках» Фрэнка.

      Я даже попыталась изобразить акцент, который она сделала на этих словах, и лицо отца сморщилось. Я подумала, что он сейчас заплачет, и удивилась силе моих слов, но когда мы дошли до конца улицы, заметила, что отец смеется.

      – Ох, Мод, что же это могло означать? – спросил он, подняв брови так, как это делаю обычно я.

      – Понятия не имею, – ответила я и позволила себе улыбнуться. – Я думала, что ты знаешь.

      – Ты сказала что-то о сыне Элизабет, – говорит Хелен. Мы сидим у нее в столовой, и она нагнулась, чтобы достать салфетки. Кэти стоит, прислонившись к дверному косяку, на ее лице глуповатая улыбка. Она шлепает по клавиатуре маленького переносного телефона, что нынче в моде.

      – Разве?

      – Да. Его зовут Питер. – Хелен плохо слышно, потому что она засунула голову в шкаф для посуды.

      – Кажется, я разговаривала с ним, – сообщаю я, перебирая записки.

      Они свалены в одну кучу, и я не могу вспомнить, за какой дверью он находился. За той, в которой было матовое стекло, или той, с сильными потеками краски? Это я не успела записать.

      – Да, и с Элизабет все в порядке.

      Продолжаю перебирать листки.

      – Ты говорила об этом, мам. – Хелен высовывает голову из шкафа и смотрит на меня.

      – Я говорю, он сказал, что с ней все в порядке.

      – Тогда это хорошая новость.

      Она выпрямляется и кладет на стол стопку салфеток. Я, нахмурившись, продолжаю перебирать записи.

      – Не знаю, – отвечаю я. – Он отругал меня.

      Хелен с силой захлопывает дверцу посудного шкафа, так что дребезжат тарелки на серванте. Этот звук вызывает во мне короткую вспышку раздражения. Хелен накрывает верхнюю тарелку рукой, чтобы унять звук, после чего поворачивается, чтобы накрыть стол скатертью. Она делает это неаккуратно, и у нее никак не получается расправить ткань.

      – Могла бы и помочь, – укоряет она Кэти.

      Моя внучка кивает и, не отрывая глаз от телефона, отодвигается на фут от дверного косяка, но больше не приближается к столу ни на шаг.

      – Он был очень сердит, – продолжаю я. – Хелен, если бы моя подруга позвонила тебе и сказала, что беспокоится обо мне, что бы ты сказала?

      – Я бы сказала: не надо беспокоиться, потому что она у нас немного с приветом.

      – Хелен!

      – Ну, хорошо, хорошо, – моя дочь выпускает из рук край скатерти. – Я бы сказала: спасибо вам за заботу, но беспокоиться не о чем. За ней скоро придут люди в белых халатах.

      Я вздыхаю.

      – Отлично, я не стала бы говорить последней фразы. – Хелен снова берется за скатерть и тянет ее на себя.

      – Но