Ретроградный Меркурий. Марина Крамер

утра бегал по окрестностям в сопровождении оператора Валторны, коммерческого директора татарина Равиля и главного художника, который, точнее, которая была уже третьей с начала фильма.

      Соня стояла у машины с его косухой в руках, готовая в любой момент броситься к маэстро – подать, поднести, посоветовать, капать корвалол, искать врача или срочно вносить правки в сценарий. Она выглядела измученной, но так здесь выглядели все – никто не наносил макияж, все напяливали с утра то, что было под рукой, а волосы женщины перевязывали резинками – вот и вся прическа.

      К полудню отчаянно захотелось есть.

      Соня, борясь с усталостью, забралась на холм и решилась побеспокоить честную компанию.

      – Мить, надень, – потыкала она в режиссера его же курткой, – надень, ветер-то какой. Тебе только заболеть не хватало.

      Он, не отвлекаясь от разговора с Валторной, взял куртку в руки, но дальше не шевельнулся.

      – Надень, – продолжила она канючить, – четырнадцать градусов, свитер у тебя тонкий.

      Валторна замолчал. Митя не повернулся.

      – Хорошо, не надевай. Только я ухожу, а ты будешь болеть один. Лечить тебя никто не будет, решать твои проблемы тоже будет некому. Равиль, дай ключи от машины.

      – А мы на чем вернемся?

      – А вы не вернетесь, вы все здесь сдохнете. – Соня развернулась и стала быстро спускаться.

      Митя уже семенил следом.

      – Что ты заводишься, видишь, мы же работаем. Ну, Сонечка…

      – Я устала. Тебе надо есть. И мне надо есть.

      – Хорошо, сейчас поедим, ты права. И мне надо собрать всех посовещаться.

      – Что-то случилось?

      – Нам надо отснять за три дня восемь сцен. Все, что должно быть на улице, все эпизоды.

      – Почему за три дня?

      – Потом листья распустятся. Это же видно будет в кадре.

      – Так можно же сперва снять то, что идет в начале, а потом пусть они и в фильме распускаются, там тоже может быть весна.

      – Нет, так нельзя. Мы по порядку не можем, всех актеров здесь неделю держать не будешь, денег-то на это нет. Надо все за три дня. Те, кто занят у нас в первых сценах, еще не приехали, поэтому другого выхода нет.

      Соня помолчала. Ее давно перестали удивлять непродуманность и нелогичность съемочного процесса.

      Митя все время повторял, что все – живые люди, обстоятельств много, денег мало, поэтому задача режиссера – подстраиваться и решать проблемы, а не творчеством заниматься. Он так, впрочем, и делал.

      Сзади посигналила машина – ребята возвращались в гостиницу, все, видимо, устали, недоспали.

      Уже втискиваясь на заднее сиденье, Соня догадалась спросить:

      – А почему ты решил, что листья распустятся через три дня? Именно через три?

      – Так биолог же был, помнишь, приехал проконсультировать. Почки смотрел, ножом их резал. Говорит, при такой погоде – три дня.

      Соню с Митей завезли в гостиницу первых.

      Анна догнала их в полутемном коридоре, схватила Митю за рукав. Соня не слышала их разговор, оставаться ей показалось неловким, да и страшно хотелось пить,