Ретроградный Меркурий. Марина Крамер

бы. Она создала себя сама. Мама была очень сильным и одаренным человеком, просто она себе не нравилась. Всегда не нравилась. Вот всем нравилась, а себе – нет. Так часто бывает. Отец, разумеется, давал ей кое-какие профессиональные советы, как иначе. – Анна задумалась. – Это же надо было, чтобы ты тоже влюбилась в режиссера. Я понимаю – повторить внешность, но повторить судьбу – это пугающе.

      – Ой, ладно, скажешь тоже – повторить судьбу. Он-то на меня плевать хотел, – Катя встала, сладко потягиваясь, и подошла к окну.

      Уже вовсю верещали птицы, где-то ритмично скреблась метла дворника – главная примета утра.

      – Да ты что, маленькая, не родился еще такой мужчина, чтобы на тебя, как ты говоришь, плевать хотел, ты в зеркало-то посмотри. – Анна фальшиво засмеялась.

      Таким способом она пробовала Катину реакцию на слово «маленькая», но актрисой она была плохой, совсем плохой. Замаскировать попытку не удалось. Катя резко обернулась.

      – Давай без этого, хорошо? Не надо мне… Игры в дочки-матери… Лучше скажи, кто мой отец.

      Анна смутилась.

      – Грузин он был.

      – Был? Что, умер? Погоди, как это – грузин? Ты не путаешь?

      – Он был актер, Катя. – Анна назвала фамилию.

      Катя присвистнула, вернулась и села рядом с матерью, ошеломленно ее разглядывая.

      – Но погоди… Да он тебя лет на тридцать был старше. Если я не путаю.

      – Ну… Поменьше. Но прилично.

      – И как же вы?! Нет, стоп, не надо. Я не буду задавать тебе банальных вопросов вроде того, любила ли ты его, знал ли он обо мне.

      – Катя, даже я о тебе не знала, зачем было говорить ему? Мама сказала, что тебя усыновили, что ребенок попал в хорошую семью. Она настояла. Я что могла…

      Катя молчала. Не укоряла, не спорила, ни в чем не обвиняла – в чем теперь можно было обвинять?

      – Мама, значит, настояла… Мда… Нормальная русская баба Ирина, если не ошибаюсь, Васильевна…

      – Да какая русская, цыганка она была, чуть ли не из табора. Всю жизнь скрывала, я только от отца узнала, когда ругались, он ее называл «цыганской ведьмой» – она сразу сникала, даже плакала. А ничто другое не могло ее остановить.

      – Цыганская ведьма? О как, – Катя удивленно подняла вверх свои черные, с роковым изгибом, совершенно цыганские брови, – может, мне гадать научиться?

      – А что ты смеешься, она и язык этот знала. Не знаю уж – какой он там у цыган. Мы дачу снимали в … нет, не помню, в каком году… Я в школу еще не ходила. Там на площади встретили цыганку. Она стала что-то маме говорить, показывая на меня, что беда будет. Ну, что они обычно говорят. Шла за нами почти до самого дома, все просила мою руку показать, завывала и пугала, что «дочка бедовая», так мама развернулась и так страшно что-то ей сказала на непонятном языке – цыганка в ужасе шарахнулась от нас и убежала, представляешь?

      – Представляю. – Катя встала. – Пора мне. Дети скоро встанут. Муж-то твой где?

      – Муж в командировках по полгода, он аудитор. А старшие дети у отца в Венгрии, сейчас каникулы. Только Лизка дома,