День Праха. Жан-Кристоф Гранже

так трудно, что даже курение стало теперь проблемой. И боль… Боль, которая была и нигде, и везде. Она пронзала ее тело, плясала, бродила по нему, задерживаясь в одном месте, потом обжигала в другом и ни на миг не оставляла ее в покое.

      Ивана отошла от группы и побрела к длинным столам, с которых уже убрали посуду. В ночной темноте сезонники выглядели почти комично в своих бесформенных трениках, мятых куртках и вязаных шапках, натянутых до бровей.

      Ивана заметила Марселя, растянувшегося на одной из деревянных скамей, стоявших вокруг стола. Над его лицом плясал розовый огонек: это он затягивался своим «косячком», глядя в небо.

      – Дашь курнуть?

      Марсель приподнял голову и тотчас же протянул ей самокрутку. При первой затяжке – самой вкусной – она воспарила в звездное небо, так, по крайней мере, ей почудилось. Она давно уже не «смолила» регулярно, но всякий раз, как позволяла себе «забить косяк», испытывала острое наслаждение, в котором неизменно таилась какая-то смутная угроза.

      – Что-то мне никак тебя не раскусить, – сказал Марсель, приподнявшись, чтобы забрать у нее сигарету.

      – То есть?

      Он уселся рядом с ней – прямо два школьника, сбежавших с праздника.

      – Ты никогда в жизни не видела виноградную лозу, это и дураку ясно. А если хочешь впарить сезоннику, что ты официантка или вроде того, для начала смени руки.

      Ивана бросила взгляд на свои пальцы, ставшие здесь источником ее мучений, и попыталась сглотнуть, но несколько затяжек полностью высушили ей горло.

      Нужно было выбрать: ложь или исповедь. Или, еще лучше, что-то среднее. Полуобман – это ведь и полуправда.

      – Да, я не сезонница. Я журналистка.

      Марсель снова затянулся «косячком». Розовые искры танцевали вокруг его пальцев, как крошечные светящиеся змейки.

      – Ладно, – сказал он с полным ртом дыма, – теперь мне все ясно.

      – Я пишу статью про Посланников. Редакция заказала мне большой репортаж об их секте, а сейчас единственный подходящий момент, чтобы проникнуть в нее.

      – Поздновато ты спохватилась.

      Ивана расхохоталась. «Травка» привела ее в состояние блаженства: она уже забалдела.

      – В моей газетенке не очень-то разбираются в сроках сбора винограда. Мне просто подфартило, что он проходит так поздно.

      – Тут ты права. Как она зовется – твоя газета?

      Ивана сунула сложенные ладони между колен и с блаженной улыбкой закивала, изображая одурь. Потом захихикала, как совсем уж обдолбанная:

      – А вот это мне западло тебе говорить.

      Марсель тоже захихикал в ответ. Ивана представила, как они оба сейчас выглядят со стороны – два психа на скамейке корчатся от смеха. Два прекрасных представителя рода человеческого.

      За пределами круга света от костра и переносных светодиодных ламп на них зорко смотрели конные охранники.

      – Это связано со смертью Самуэля? – вяло спросил Марсель.

      – Нет. Мне поручили репортаж еще раньше.

      – Но такой сюжет тоже сгодится, верно? – Голос сезонника внезапно