Указом награждать не предусмотрено. Проза XXI века. Юрий Любушкин

месяц? Может, нервы подрасшатались? Нет. Виной всему этот проклятый сон. Сон, сон, сон… Точнее явь, которая произошла с ним в первые часы за Бугом и теперь неотступно преследует своими кошмарами. Люто преследует, зараза. И гложет, гложет и гложет в коротких горячечных снах.

      Он перешагнул безбоязненно через убитых русских пограничников, заприметив рыжеволосого лейтенанта. Точнее, добротные часы у него на запястье. Только коснулся его руки, расстегивая ремешок, как он застонал. Жив! Русский открыл глаза. О, майн готт! Сколько же в них боли и тоски! Но еще больше в них было ненависти. И не успел Шульце отпрянуть от него, как хрипя простреленной грудью, русский лейтенант плюнул ему в лицо. Вне себя от ярости, Шульце бил и бил его своими кованными сапожищами. А подустав, выстрелил в лицо русскому из винтовки. И поспешил за удаляющейся цепью батальона, прихватив свою первую добычу. Гордился ею. Еще бы такой добычи ни у кого не было в их роте! Нет, конечно же, часы у парней были и по нескольку, но именно таких – ни у кого. Потом переводчик из полка прочел ему гравировку на крышке часов: «Лейтенанту такому-то (Колесникофф, кажется, эти проклятые славянские фамилии, язык сломаешь!) – за отличную службу от командования округа». Он часто показывал свой трофей сослуживцам. Не хвастаясь, нет, а как старый закаленный в боях воин гордится своей заслуженной наградой. Как железным солдатским крестом. «Старики», не многие из тех уцелевших, кто был с ним там, под Брестом, молча отворачивались или советовали выбросить часы. Почему? «Плохая примета, Курт…» – веско замечали ему. «А ну вас в задницу, – отмахивался Шульце, – вам вечно не угодишь». Тьфу…

      А ты вспомни, как они достались тебе. То-то же… Выброси их от греха подальше. Ага, разогнался, как же – выброси. Не дождетесь. Молодежь из пополнения, цокая языками, восхищенно глазела на трофей фельдфебеля. Ух, ты-ыы! Часы русского лейтенанта «за отличную службу». О-оо, вот это настоящий трофей. Везет же этому Шульце… Счастливчик, надо сказать, этот фельдфебель! Будет что показать родственникам на фатерлянд после скорой победы. Но кто бы только знал, какие кошмары преследуют его по ночам…

      А может быть, действительно выкинуть эти часы и дело с концом? Нет! Назло всем сохраню их, а то подумают, что Курт Шульце и вправду испугался. Еще чего… Сглазили его трофей завистники, сглазили. Напустили порчу. Стоит лишь ему забыться коротким сном, как вновь и вновь впиваюся в него горящие ненавистью голубые глаза русского лейтенанта-пограничника. Бр-рр… И плевок липкой слюной – не отодрать, ни стереть – покрывает его лицо, мешая вздохнуть полной грудью. О, майн готт! Проклятье, будет ли этому конец когда-нибудь?! А сегодня ему еще приснились цыгане, эти недочеловеки, которых они бросали под огненный смерч. Как же они вопили тогда, Господи! Их кожа на лице мгновенно трескалась и пузырилась от колоссального жара струи огнемета, и оплывало как свеча, и сами они тут же полыхали факелами. Горите в геене огненной!

      Ну