Разбойничья душа. Эльза Вий

Филипповна сразу поняла, что имел в виду лекарь, посему сразу посветлела и приободрилась. Степану Захаровичу потребовалось чуточку больше времени, после чего он бодро встряхнул сына и дал ему поручение сбегать к приболотному камню, узнать, что да как, а потом смело идти к "любе своей ненаглядной". Микула сперва тоже приободрился, но уже на выходе из дома понял, что понятия не имеет, где его суженый живет. Бродить ночью по селу и вылавливать у соседских курятников свою любовь парень не решался. А вдруг Никодим больше не придет? Где его тогда искать? Увидит ли его еще хоть разочек влюбленный сельский парень? В этих мыслях Микула брел по лесу, к приболотному камню.

      Никодим проснулся ближе к вечеру. Пора было браться за дела. Однако, покосившись на пирог, лиходей решил в эту ночь не искушать судьбу и в село не идти – уж очень ему не хотелось встретить странного богатыря вновь. Подумав о юродивом пареньке, дед быстро нацепил на пояс большой охотничий нож. Немного подумал и решил прихватить еще и топор. Чудом не угодив в собственный капкан, дед размуровал выход и вышел на божий свет.

      До приболотного камня дед добрался еще задолго до заката. Камень, похожий на огромный брошенный щит, лежал на просторной поляне, за которой и начинались топи. Два больших короба стояли на уговоренном месте. Никодим спешно проверил свою добычу и был рад: пугливые девки оказались не бедными простушками и щедро откупились от "страшной смертушки". Были тут и деньги, и златые серьги с кольцами, платья богатые, меха ценные, да баранок связка. Девицы не ведали, чем именно принято платить умертвию дань, посему наклали в короба всё, что сумели найти более-менее ценное.

      Микула вышел на поляну и обомлел. В коробах копошился знакомый тощий силуэт. Радости парня не было границ: он быстро подбежал к старику и обнял с нечеловеческой силой.

      – А-а-а-а!!! Убивают!!! – неведомо кому завопил старый лиходей, стараясь высвободиться из медвежьей хватки. Больно пнув богатыря в пах, лиходею всё же удалось выскользнуть из объятий. Он резво обернулся, выхватывая охотничий нож.

      – Здрав будь, свет очей моих… – жалобно простонал Микула, держа ушибленное место.

      – Тебе заняться, что ли, нечем?! – взревел Никодим. – От безделья безвинных стариков по лесу пугать принялся?!

      – Я не нарочно…

      – А если бы у меня сердце стало?! Смерти моей хочешь, ирод?!

      Микула ужаснулся. Он совсем позабыл о возрасте "своей голубы", а ведь и правда он мог погубить свою любовь. Сам. Своими руками.

      – Нежнее надо быть с людьми старыми… – нравоучительно протянул Никодим, сам себя не понимая. Давно прирезал бы, короба взял, да и домой! Чего это он всяких проходимцев учить удумал?

      – Прости меня, душа моя! – бросился на колени бедный парень, почти рыдая. – Прости!

      Никодим набрал воздуха в грудь, чтобы наконец послать этого больного куда подальше и… не смог. Парень, как заколдованный, твердил одно и то же, пуская искренние слезы. Лиходею стало как-то неловко.

      – Ладно уж… Всяко бывает… – отмахнулся он. Молодец сразу приободрился, вскочил, но обниматься