Два гонца из кондратьева ларца. В чертогах мегаполиса. Владимир Хачатуров

Приятных вам содомских развлечений. Чепчик вышлю по почте…

      – Стой, стрелять буду!

      – В меня? – изумляется Стас. – Не попадешь…

      Мент стреляет. В лоб парикмахера впивается детская стрелка-присоска. Парикмахер охает и валится навзничь.

      – Ну, в бою – не в бою, – бормочет Стас, взирая на распластавшееся на полу тело, – но почти от огнестрела. Как заказывал…

      – Да это он от испуга, – окстится служивый. – Сейчас пройдет…

      – Не пройдет, – возражает парикмахер, не закрывая закатившихся под надбровные дуги глаз. – Что я, зря говел и исповедался!..

      Изрек и утих. С виду – навеки.

      – Чего это он? – обеспокоился ментяра. – Прикидывается?

      – Ни хрена не прикидывается, не надейся, – развеял сомнения Стас. – А ты о чем думал, когда стрелял? Ты в кого целил? Ты в меня должен был целить…

      – Так я в тебя и целил! Должно быть, бес попутал…

      – Никого я не путал! – влез я в разговор со своими возражениями. –

      Не фиг с больной головы на здоровую валить…

      – Оху..ть! – сказал полицейский и растянулся рядом с парикмахером.

      Стас озадаченно поскреб в шапочке, прикрывавшей затылок.

      – Что, и этот тоже наш?

      – Сейчас взгляну на клиентскую базу, – отвечаю вслух, но голос мой заглушает на этот раз не колокольчик, а посторонние шумы с улицы.

      Шумы исходили от торжественной процессии, называемой крестным ходом. Ход был оснащен всеми полагающимися атрибутами и аксессуарами. Хоругви, иконы, кресты, жрецы в парадном облачении, прихожане со светящимися надеждой взорами, хор мальчиков, толпы зевак, полицейские патрули, бродячие псы – всё на месте, все при деле. При этом все участники (кроме собак и, разумеется, копов) пребывали при зонтиках – у самых нетерпеливых и уверенных – уже раскрытых и вздернутых над головой. Какая сила веры! Как святая убеждённость в том, что Господь обязательно внимает им, и сделает так, как они его слёзно просят.

      Подай нам дождь,

      Подай нам влагу,

      Чтоб хлеб насущный был нам днесь…

      Стас пригнулся, взглянул вверх сквозь стекла низкого окна, выпрямился и уставился недоуменно в пространство. Весь его вид говорил одно: зачем просить того, что с утра накрапывает? Его замешательство изобличало его невежество. Ладно если бы на его месте оказался парикмахер или мент, они люди темные, истинным знанием не просвещенные (по крайней мере, с виду казались таковыми). Но за Стаса мне стало стыдно. Уж кто-кто, а он-то обязан знать Писание обрезанных и обделенных. А в Писании этом прямо сказано: «не искушай Бога твоего». Только явные богохульники, непотребники и греховоды осмеливаются просить у Господа в ведро непогоды, а в сезон дождей великую сушь. Истинно богобоязненные души, твердо веруя, что Богу возможно всё, просят у него только возможного…

      Не успела торжественная процессия, величественно змеясь, скрыться за поворотом, как небесная канцелярия откликнулась на коллективную челобитную – оперативно и оглушительно.

      – А вот и парикмахеров семейный придурок легок на помине, –