Темная сторона Хюгге. Питер Хёг

я предоставляла говорить ей, а сама в этот момент смотрела в окно на живую изгородь. Она все никак не хочет становиться густой и пышной, и я подсадила лук по всей ее длине, чтобы помочь ей в этом, но в ноябре от лука никакой радости.

      Моим времяпрепровождением было бродить и ждать, когда во мне что-то случится в ответ на произошедшее, но ничего не случалось, и лучше всего время проходило, когда я сидела за компьютером. В Сети нетрудно найти информацию о местах вроде Долли Содс, и я отчетливо видела, насколько эти края величественны, красивы и труднодоступны. В Долли Содс есть места, где до сих пор не ступала нога человека. Расстояния и глубины завораживают своими масштабами, и я представляла себе, как Аллан стоял там, положив руку на ветряную турбину. Я не плакала. Не плакала даже тогда, когда рассказала обо всем маме с папой. Я первая же и объяснила им, что это наилучшее решение, и мои слова прозвучали так, словно я и сама тоже к нему пришла.

      Мама была очень разочарована, но, на ее взгляд, было здорово, что я держалась молодцом. И так это и было. Это я слышала и от коллег по работе: прекрасно, что я нашла в себе силы со всем этим справиться. На Аллана это тоже произвело впечатление, и мы быстро нашли нужный тон, каким разговаривают друг с другом старые приятели, – особенно когда он мне звонил. Мы даже смеялись, и мне было слышно в трубке, как его голос звучит все более жизнерадостно. Месяца три спустя после того, как он съехал, он позвонил как-то вечером и рассказал, что его скоро пошлют в Турцию. Ему там на каком-то плато предстояло монтировать новые генераторы. Я сказала: «Здорово, это очень интересно». Он ответил: «Я тоже рад, что еду». Несколько секунд он молчал, потом сказал, что очень благодарен мне и рад тому обстоятельству, что я так спокойно все приняла.

      Потом я сидела на кухне. Разглядывала нашу с ним пробковую доску для всякой всячины и магнитики на холодильнике. Включила кофеварку и смотрела, как в чашку течет струйка кофе. Снова села за кухонный стол. Выпив кофе, я почувствовала, как во мне нарушился привычный ряд ощущений. У меня было ощущение какой-то избыточности кофейного вкуса, и такой же вкус был у лимонада, лакричных конфет, кленового сиропа и греческого йогурта, который я съела потом. Я не находила себе места. Ни на чем не могла сконцентрироваться, и единственное, что помогало, – что-нибудь пожевать. Но каждый раз, когда я что-то съедала, этого оказывалось недостаточно. Приходилось отправлять в рот изюмину или что-то в этом роде. Я была не в состоянии себя контролировать, и ночью легче не стало. Я бродила по дому и думала о винограде и всяком таком, а я никогда не относилась к людям, которые могут позволить себе есть, что вздумается. Часа в два ночи мне подумалось, что, может, на воздухе мне станет лучше. Я дошла до того места, где заканчивались дома, и стала смотреть на луг. Там тек, извиваясь, Большой Ручей. Трава была покрыта инеем. И тут я разрыдалась.

      Рыдания поднялись откуда-то снизу, из области, о существовании которой в моем теле я не подозревала, и это причиняло боль. Чтобы не