Самозванец и гибельный младенец. Станислав Казимирович Росовецкий

сяк объяснил ему, что большинство обрядов и запретов – для того, чтобы не позволить мертвому возвращаться к живым. Трудно было понять, почему все домочадцы так сильно боятся того, что красивая, добрая, всеми любимая Анфиска время от времени будет вставать из могилы и навещать свою корчму.

      Снова запряг Савраску мрачный и раздраженный слуга, и через несколько часов вернулся с попом Федотом и кормилицей Насткой на телеге. Уж не знал Бессонко, на кого ему любопытнее смотреть – то ли на странно одетого и с большой бородой батьку Федота, то ли на дородную, грудастую Настену, от которой вкусно пахло молоком. Батька Федот, своими повадками сразу напомнивший ему приемного отца Лешего, занял лучшую светлицу и распорядился, чтобы ему подали выпить и закусить с дороги. Пришлось Бессонку распрягать Савраску и выслушивать от нее всякие пустячные лошадиные жалобы и соображения.

      Тем временем Рысь и Домашний дедушка в образе кота со вниманием, достойным лучшего применения, глазели на молоденькую кормилицу. Она же из скромности отдала предпочтение мелкому животному, погладив его по голове:

      – Ах, какой умненький котик!

      Бессонко, который как раз проводил мимо, взяв под уздцы, Савраску, ухмыльнулся, увидев, что старичок в кошачьем образе, прямо таки растаявший от похвалы, принялся урчать и тереться круглой головкой об лапти и онучи кормилицы.

      – Нет, чтобы лучше за собственным ж-жер-р-ребенком пр-р-рисматр-р-ривать, – покосилась на молодицу Савраска.

      Глава 7. Сборы Бессонка в дорогу

      Перед самой поездкой Бессонко решил пойти попрощаться с приемным отцом, да и красавицу Зеленку надеялся у него, у Лешего, в зимовье застать. Хотя и сам прекрасно понимал, что нечего ей там делать, вольной лесной русалке. Лето ведь сияет и парит, самое ей время – над лесной тропкой на зеленых ветках качаться, зеленоватой ладной ножкой помахивая, и подстерегать прохожего, чтобы ему загадку загадать, да и защекотать, если не ответит.

      И как напророчил. Как только подумалось ему вскользь, что вот та дубовая ветвь, над тропкой нависающая, как-то подозрительно покачивается, тотчас же проявилась на ней прекрасная Зеленка во всей своей девичьей красе. Спрыгнула неторопливо прямо на тропу, спросила вкрадчиво:

      – Так что же бежит без повода, добрый молодец?

      – Что же, как не вода? Вода же, вода, тетя Зеленка – ты сама мне говорила!

      – Я? Тебе? Да кто же ты, такой шустрый?

      Вместо ответа Бессонко присмотрелся: а вдруг не тетя Зеленка это, а другая русалка? Вот только что чужой русалке делать в нашем Черном лесу? Да нет, она перед ним, красавица Зеленка… Видно, это он сам так изменился, что не узнать теперь.

      – Это же я, Бессонко, сын Сопуна, был в приемных сыновьях у Лесного хозяина.

      Русалка вытаращила на него свои большущие глаза, потом прыснула и сплеснула руками:

      – Ты, в самом деле… Не узнала! Знаешь, против солнца-то глядя… А уж обрадовалась то как: вот есть у меня, наконец, кого защекотать – и еще молоденький