Журналист в кармане. Апокалипсис в шляпе, заместо кролика – 4. Игорь Сотников

конечности в себе заключает и на чьей стороне он находится.

      И вполне объяснимо и отчасти закономерно, что человек очень часто отказывается следовать тому, что ему подсказывает его ум, а ещё часто действует, вообще не думая, полагаясь только на свои рефлексы. И реализуемость человеком его бездумных проектов, зачастую выше, чем когда он за них берётся во всеоружии своего деятельного ума. Что в итоге ведёт к тому, что человек всё больше отказывается от этой мысли, полагаться на свой ум, и окончательно оптимизирует себя, отбросив всё лишнее и мешающее ему, и выбирает бездумность своего существования.

      – Пусть за меня думают другие, а я и без этого рудимента как-нибудь проживу. И хотя он есть и пить не просит, всё же слишком накладно и часто не по карману жить своим умом. – Здраво, по-современному рассудил современник и откинул то последнее, что его идентифицировало, как отдельную личность и тем самым ему мешало обречь единение с миром и полную свободу (когда ты ничем не выделяешься, а являешься частью общего либерального единомыслия, то тебе не нужно отстаивать свою индивидуализированную самость, выражением которой и является ум).

      – Что? – спрашивает Клава, тем самым указывая на то, что он не в курсе того, что нужно делать в таком случае. А полагаться на везение, после того, что он услышал от Михаила, бесполезная затея – ты обязательно окажется самым невезучим, по крайней мере, в этом случае, человеком. И ты будешь навсегда обречён на пытки этой неумолкающей в голове мелодии. И только Клава так подумал, как несмолкающая в голове мелодия новыми звуками заиграла, и Клава еле сдержался от того, чтобы не выкрикнуть: «Боже мой, голова моя уже раскалывается от неё!».

      Михаил же придвинулся к столу, наклонился в сторону Клавы и тихо проговорил. – Нужно её закончить. В нашем случае допеть её окончание. – И, хотя Михаил, казалось бы, ничего такого сверхъестественного и невозможного не сказал, Клаву пробило холодным ознобом от интуитивного предчувствия невозможности этого сделать. Он ведь и вслух её напеть не может, а какая уж может идти речь о том, чтобы её завершить. А вот сумей он её хоть как-нибудь, с кучей ошибок и с особой фальшью человека без музыкального слуха, воспроизвести, то при современных научно-технических возможностях, он вмиг нашёл бы, что это за мелодия и кто её на самом деле поёт. Так что полностью отчаиваться не стоит, и нужно только немного потерпеть и выждать время.

      – Что, сможешь? – многозначительно спросил Михаил. И его вопрос можно было понять по разному – он интересовался либо о певческих возможностях Клавы, либо о его соображении насчёт самой мелодии и возможности потерпеть эту мелодию в своей голове.

      – А разве у меня есть другой выход. – Тоном человека, принявшего для себя своё безысходное положение, сказал Клава. А вот ответ Михаила на этот раз, не то чтобы удивил Клаву, а он поселил в него надежду.

      – Есть. – Говорит Михаил и в момент приближает к столу и к себе Клаву, которому крайне важно знать, что кроется за этим его ответом. Михаил