Консул Содружества. Александр Зорич

всколыхнулась. Похоже, техномат вышел из укрытия полакомиться.

      Я чуть не ахнул, когда половина тела одного из убитых пехотинцев на моих глазах растворилась в пустоте. Разумеется, вместе с экоброней.

      – Огонь, – приказал Гусак.

      Он снова принял командование – и правильно. Я слова не мог вымолвить от страха. Кроме того, у меня не было опыта в таких гнилых раскладах.

      Все мы выстрелили почти одновременно.

      Чен выпустил гранату, я – очередь из «Сьюздали».

      Жахнули плазменные пушки – Заг мгновенно перебросил стволы из прежней точки прицеливания в новую.

      Не стрелял только Гусак – ему было совсем несподручно, с водительского-то места.

      Зато Гусак сразу же дал «вверх» и почти одновременно «самый полный вперед».

      От такого обращения машина наша недовольно зарычала. И рванула так, что я едва удержался на скользкой от тины подошве гравилафета.

      Над условно поврежденной стрекошвейкой мы прошли так высоко, что едва не зацепили перекрытия эллинга.

      Ничего внятного я так и не успел увидеть. Единственное – я наконец понял, почему тела убитых операторов пушки исчезли бесследно.

      И еще я понял, что бывают ходячие стрекошвейки. Которые оставляют неглубокие звездообразные следы.

      Во всех тактических наставлениях, выпущенных до операции на Глокке, сообщалось, что техноматы с аморфной структурой перемещаться не могут в силу специфики своих свойств. Их, дескать, тогда сразу же можно будет увидеть, воздух вокруг них засветится, исказится и «оконтурит» движущийся техномат.

      Какое там! Эта стрекошвейка замечательно двигалась, была снабжена дополнительным дезинтегратором, и при этом ее ровным счетом ничего не «оконтуривало».

      Если так пойдет дальше, мы проиграем войну.

* * *

      За нашей спиной растекались расстрелянные из плазменных пушек ворота эллинга.

      Впереди все тонуло в клубах подозрительно красной пыли, подымающейся высоко-высоко и затмевающей солнце напрочь.

      По бокам без движения лежали несколько наших в расквашенной экоброне. Вряд ли имело смысл останавливаться, чтобы проверить у них пульс.

      В глубокой воронке с остекленевшими краями горел танк, развернутый кормой к Копям Даунинга.

      «Эге, не одни мы пытались отсюда улепетнуть», – это было первое, что я успел подумать.

      «Может, хоть эта пылюка нас прикроет?» – такой была вторая мысль.

      И точно. Десантный катер, до отлета которого, если верить сладчайшему голоску, оставалось девяносто секунд, находился где-то там – в недрах завихряющегося красного бурана. Либо за ним – тут милитум был бессилен что-либо подсказать, не хватало данных.

      Сержант Гусак твердой, прямо скажем, деревенеющей рукой направил гравилафет ровнехонько по касательной к густым потокам летучей мути.

      Мой лидар сразу же «ослеп», что, впрочем, неудивительно – мы находились внутри распотрошенной, разболтанной в воздухе горы красной глины. Твердые частички этой глины благополучно заглушили все: и лазер, и звуковой