Ксю. Алексей Слаповский

сам при этом наблюдаю, как я играю в начальника! И посмеиваюсь. Я и в ситуации – и вне ее. Я смотрю не в зеркало, а на себя, глядящего в зеркало. Чтобы не заиграться.

      – И у тебя какой уровень?

      – Конечно, третий.

      – Это во всем так? Ты и со мной не просто папа, а играешь в папу, да еще и наблюдаешь, как ты играешь в папу?

      – Нет. С тобой я просто папа. Без игры.

      Он засмеялся, легонько щелкнул меня по носу, я это очень любила:

      – Получила мудрость? Наблюдай и не торопись. Не подыгрывай.

      Это была для меня и правда мудрость, я решила на другой же день вести себя по-новому. Пришла в школу, дождалась, когда Яса скажет мне что-то веселое. Обычно я торопилась заулыбаться, засмеяться, а на этот раз равнодушно хмыкнула: да, возможно, это смешно, если ты так считаешь. И в другой раз, и в третий реагировала так же.

      – Ты чего-то какая-то тормознутая, – вглядывалась в меня Яса.

      – Да нет, я так…

      Яса хмыкнула, отвернулась и отошла.

      Я испугалась. Что, если она совсем перестанет шутить со мной, замечать меня, любить меня? Я так не могу. Хочу, чтобы любила. И она, и все.

      Я знаю одного похожего на себя. Миша Зборович, мой однокурсник. Бывший. Теперь у меня все – бывшие. Он с детства сочинял стихи, потом начал выкладывать их в Сети, в своем блоге и на сайте «Стихи. Ру», принимал участие в конкурсах. Я удивилась, когда узнала, сколько людей в наше время увлекается поэзией, думала, теперь только рэп и баттлы. Я в поэзии, скажу честно, не понимала ничего, тому, что Пушкин, Лермонтов или Пастернак великие поэты, верила на слово. Но Мишины стихи нравились – простые, понятные. Он читал их мне по телефону сразу же после написания. Мог позвонить ночью. Когда я сказала, что ночью ничего не воспринимаю, начал посылать тексты в мессенджеры. Во все сразу – на всякий случай. Сейчас я помню все его стихи. У них был общий заголовок: «Ненаписанное». Вот, например:

      Все философии и любой бог

      в любых его немыслимых видах

      о том, что будет последним? – выдох?

      или все-таки вдох?

      Или:

      Здесь не живые хоронят своих мертвецов,

      здесь мертвые хоронят живых.

      Или:

      Зачем говорить,

      если из десяти семеро не слышат,

      из оставшихся троих двое не понимают,

      а десятый и без меня знает то,

      о чем я хочу сказать?

      И вот Миша увлекся поэтическими молодежными турнирами, которые проводились в библиотеках, в кафе, в книжных магазинах – в «Республике», например, устраивались регулярно. И довольно часто побеждал. Там были и обсуждения. И бывало так: все Мишу хвалят, всем нравится, но встанет кто-то один и поругает – и все, Миша впадает в депрессию, ему кажется, что его стихи никуда не годятся, он ложится дома и тяжко страдает. Потом кое-как перезагружается, и все начинается сначала.

      Я однажды спросила:

      – Ты, наверно, мировой славы хочешь?

      Он ответил:

      – Да, конечно. Иначе какой смысл?

      Кто