Шарлотта Бронте делает выбор. Викторианская любовь. Нина Агишева

и Констебль? В Британский музей?

      – Я бы предпочла Королевский амфитеатр Астлея[5]. А Мэри наверняка захочет отправиться в Хэрродс на Найтбридж покупать перчатки и зонтики.

      Эмили дразнила сестру. Она сама мыслями была уже не здесь, а возле Вестминстерского аббатства и Сент-Джеймского дворца. А парламент? Вдруг им посчастливится хотя бы издали увидеть триумфатора Ватерлоо герцога Веллингтона, сэра Роберта Пиля, графа Грея или мистера О’Коннела? В пасторат ежедневно приходили газеты, и девочки Бронте прекрасно разбирались в политике. Наконец, они просто будут бродить по городу. Парки тянутся через него подобно зеленому ожерелью: у подножия Букингемского дворца – парк Сент-Джеймс, вокруг дворца – Грин-парк, а далее, на площади Гайд-парк-корнер – Гайд-парк, переходящий на западе в Кенсигтонгарденс.

      – Патрик Бренуэлл точно бы знал, куда пойти.

      Обе вспомнили, как брат, мечтавший приехать сюда, чтобы учиться живописи в Королевской академии, часами изучал карту Лондона и мог с закрытыми глазами объяснить, как попасть из Сити в Вест-Энд. Однажды в местном хауортском трактире он потряс своими знаниями лондонских закоулков некоего коммивояжера столичной торговой фирмы – тот категорически не верил, что сам Патрик в Лондоне никогда не был.

      Мысль о брате заставила Шарлотту тяжело вздохнуть. Его разочарование службой на железной дороге – с его-то талантами, в которые так верила вся семья, – не сулило ничего хорошего. Предчувствие не обмануло: через месяц, когда они будут уже в Брюсселе, Патрика с позором уволят: аудит обнаружит пропажу 11 фунтов, и, хотя прямо его не обвинят в краже, уведомление о том, что в его услугах больше не нуждаются, он получит немедленно. Она никогда не прочтет его письма другу, в котором в мае того же года он изливал душу: “Я здесь совсем один – единственный обитатель древнего пастората среди унылых холмов, которые скорее всего никогда не услышат паровозного свистка, разве только тогда, когда мы оба будем уже в могиле. <…> Мне остается лишь слушать ветер, завывающий в камине и кронах старых деревьев, и разговаривать с древними греками и римлянами, которые уже две тысячи лет пылятся на книжных полках…” А если бы прочла, то прекрасно бы поняла эти настроения, которые время от времени овладевали всеми молодыми Бронте. Шарлотте так же, как и Бренуэллу, отчаянно хотелось – при всей любви к отцу и отчему дому – вырваться из Хауорта. И вот она добилась этого.

      – Эмили, дорогая, давай просто выйдем на улицу и подышим воздухом. Кто знает, сколько времени они еще будут собираться.

      Две тоненькие фигурки в плащах и шляпках, одна повыше, другая пониже, неуверенно ступили своими парадными кожаными башмачками на гранитные плиты Патерностер-роуд. Они быстро зашагали по направлению к собору и не заметили, что ограждения, которые не давали экипажам заезжать на эту улицу – книги любят тишину! – уже закончились и прямо перед ними, окатив их грязной водой из лужи, проехала двуколка. С крыльца гостиницы на

5

Английский цирк, существовавший в Лондоне с 1780 по 1895 год.