Письма из-под виселицы. Янина Хмель

постоянном внимании к себе. Девушка из обеспеченной семьи. Но, как и остальные пациенты данного заведения, стала обузой своим богатым родным. Она лишь оскверняла доброе чистое имя семьи. Родные устали терпеть истеричные выходки Софии и под чужой фамилией упекли её в психлечебницу в другой город.

      Я приоткрыл дверь – пациентка из палаты номер 8 мирно посапывала.

      – Со́фа, – окликнул её, чтобы убедиться в этом.

      Девушка действительно была погружена в сон. За последнюю неделю я впервые видел на её спящем лице умиротворение и улыбку.

      Я прошёл мимо палат под номерами 9,10,11,12 – они тоже были пустыми – и остановился около двери палаты номер 13. Прислушался. За дверью этой палаты находилась самая маленькая пациентка лечебницы – тринадцатилетняя девочка с диагнозом «аутизм». Тая особенная девочка. Она никогда не знала материнской любви: мать отказалась от неё ещё в роддоме. И сейчас Тая с опаской реагировала на любое проявление любви и заботы в свой адрес. Моя самая молчаливая пациентка, с которой мы общаемся посредством её рисунков. Как правило, аутисты не впускают в свой мир новых людей. Они-то и на присутствие «старых» реагируют отстранённо. Но мне удалось найти к ней подход.

      Тая всегда находилась с включённым светом в палате, тем более в тёмное время суток. И сейчас из её палаты, сквозь щель внизу, виднелась полоска яркого света. Спала она тоже со светом. Тая всегда должна находиться в не меняющейся обстановке.

      В этой больнице она с семи лет. В этой палате она столько же. В палате мало что меняется. Только табличка на двери. 7,8,9,10,11,12,13… Каждый год. Дети-аутисты не дружат с математикой. Цифры находятся далеко за пределами их вселенной. Но Тае было важно, чтобы табличка на двери палаты показывала её возраст. Она очень редко улыбалась. А искренне – и того реже. Но Тая всегда с искренней улыбкой сама вешала на свою дверь табличку с новой цифрой.

      Я приоткрыл дверь её палаты. Тая не спала. Она смотрела в окно, на звёзды. Моё личное наблюдение: эта палата имела самое большое окно во всём здании, с самым широким подоконником, на котором можно было без опаски, что он обвалится – сидеть, стоять, лежать, прыгать. Знала ли Тая об этом? Она здесь шесть лет и ни разу не была в других палатах. Сейчас она, как обычно, сидела в углу подоконника, вытянув ноги в другой угол, и смотрела на ночные спутники, высоко задрав подбородок.

      – Тая, – окликнул её я.

      Она едва заметно кивнула – знак того, что она позволяет зайти в свой мирок и даже прикоснуться к нему. Если подойти к ней без этого позволения, она расстроится и может агрессивно повести себя: расплакаться или даже ударить.

      Я прикрыл за собой дверь и медленно подошёл к подоконнику. Тая неподвижно сидела с высоко задранным подбородком и выполняла свой постоянный ритуал: в правой руке она нежно держала своё левое запястье и водила большим пальцем в области пульса. Со стороны казалось, что она проверяет свой пульс. Эти действия она повторяла всегда. Я заметил, что она делала так даже во сне. Это что-то значило для неё. Что-то, что было