Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в.. Н. Ю. Сухова

центрам, и регулярные поручения от Синода по переводу деловых бумаг и конфиденциальных записок с греческого и латинского языков давали некоторое преобладание первой тенденции[183].

      Таким образом, с небогословскими предметами в духовных академиях были связаны две существенные проблемы: их положение и значение в составе высшего духовного образования и содержание и методика их преподавания. Стремление преподавателей небогословских предметов разрабатывать полноценные лекционные курсы, при отсутствии четких указаний о специфике постановки этих предметов в высшей богословской школе, приводило к равноценности богословских и небогословских наук, что не могло не ставить вопроса о специальности высшей богословской школы[184].

      Новой проблемой стало для духовных академий введение в учебные планы предметов практического богословия и миссионерских предметов. Очерчивая в 1814 г. «древо» богословских наук, святитель Филарет обратил особое внимание на богословие деятельное (Practica), имея в виду практическое применение христианских догматов в жизни человека, а не практическую деятельность. Будущее пастырское служение выпускников и педагогическая задача академий делали необходимым присутствие в курсах академического богословия предметов, связанных с пастырством – гомилетики, литургики и др., – но постановка их не имела принципиального отличия от семинарской.

      В «реалистические» 1840-50-е гг. встал с особой остротой вопрос о «практических» задачах академий: должно ли богословское академическое знание иметь прикладное значение, отвечая насущным проблемам церковной жизни? Вопрос был поставлен не графом Пратасовым, увлеченным идеей придания духовному образованию реальности, но ученым епископатом. Главным инициатором введения в академические учебные планы миссионерских предметов стал архиепископ Казанский Григорий (Постников), магистр первого курса преобразованной СПбДА.

      Мысль о миссионерской деятельности выпускников духовных школ была не нова: это осуществлялось на практике, составлялись и особые проекты, правда, не всегда лицами достаточно сведущими. Один из таких проектов, принадлежащий члену Совета Министерства внутренних дел Ф.Л. Переверзеву, предлагал использовать «избыток» выпускников семинарий и академий в качестве «духовных миссионеров», «для распространения Евангелия между иноверцами»[185]. Директор ДУУ К.С. Сербинович, комментируя записку, отметил, что миссия, являясь «высшим назначением духовных лиц», требует высочайшего призвания и может быть уделом лишь «для избранных лиц»[186]. Но были и другие мнения: духовные школы могут и должны готовить своих воспитанников к профессиональному миссионерскому служению. Архиепископ Григорий, начав «миссионерскую кампанию» со средней духовной школы, имел в виду и высшее научное развитие миссиологии, хотя бы по отношению к русскому расколу[187]. В академиях учение о расколе входило

183

ОР РНБ. Ф. 574. Оп. 1. Д. 394. Л. 1-23.

184

Епископ Иннокентий (Борисов) (предложение 1840 г.) сетовал, что преподавание светских наук в академиях поставлено по университетскому принципу, в результате «науки духовные, вместо помощи… наук светских, терпят немалый вред от них» уже тем, что каждая светская наука «силится захватить слушателя для одной себя». Епископ Иннокентий предлагал для каждой светской науки в академии разработать инструкцию: какие разделы и каким образом читать, чтобы содействовать богословскому образованию. См.: ГАРФ. Ф. 1099. Оп. 1. Д. 925. Л. 6 об.-8.

185

РГИА. Ф. 1661. Оп. 1. Д. 708. Тайн. сов. Ф.Л. Переверзев происходил из духовного сословия, учился в семинарии и университете. Записка Переверзева в архиве датирована 1867–1868 гг., но эта датировка вызывает сомнения. Наиболее вероятная датировка – 1849 г., ибо практически идентичный список этой записки (хотя без подписи) сохранился в фонде святителя Филарета (Дроздова), которому проект Переверзева был послан для отзыва. Отзыв святителя датирован 11 ноября 1849 г. См.: записка «неизвестного лица»: ОР РГБ. Ф. 316. П. 66. Д. 33; отзыв святителя Филарета: Там же. Д. 17. Л. 110. Но К.С. Сербинович, состоявший в должности директора ДУУ с декабря 1857 г. по январь 1859 г., писал на проект Переверзева отзыв. Записка поражает некомпетентностью: автор считает, что «Духовные академии и семинарии имеют единственною целию приготовление юношества к званию священнослужителей», а программы тех и других школ «заключаются в изучении Богословия и Церковного красноречия» (Л. 1). Основными средствами к разрешению проблем духовных школ автор «проекта» видит в ограничении учащихся в академиях и семинариях детьми духовенства (детей церковнослужителей допускать лишь в духовные училища); полном запрещении духовному юношеству выхода в гражданскую службу и другие ведомства (избытки переводить на миссионерскую службу) и введении обязательности духовного сана для начальствующих и преподающих в духовных школах.

186

РГИА. Ф. 1661. Оп. 1. Д. 708. Л. 65.

187

По представлению архиепископа Григория Святейший Синод в 1853 г. издал указ о введении учения о русском расколе в семинариях с начала 1853/54 уч. г. В курсе предполагалось преподавать: а) историю русского раскола, б) современную статистику русского раскола, в) обозрение сочинений, написанных как раскольниками, так и против них, г) положительное опровержение раскольнического учения, д) практическое наставление миссионерами для их будущего служения. См.: ОР РГБ. Ф. 316. П. 68. Д. 31. Л. 1–7 об.