Маяк. Иван Андреевич Банников

подошёл к своему дому и отворил дверь, сделанную из нескольких поперечно связанных палок. Внутри было пусто и тихо. Вода капала сквозь щели между кожистыми листьями плотоядной капусты. В маленькой глиняной лампадке трепыхался небольшой огонёк – его родные так внезапно решили спуститься в яму, напуганные молниями, что даже не погасили горение драгоценного грибного масла, которое дедушка выжимал своими руками каждую осень. Родион взял лампадку, подошёл к крышке погреба и приподнял её.

      И закричал от ужаса и отвращения, когда снизу на него посмотрели четверо уродливых существ. На крупных бесформенных лицах горели по пять глаз, а редкая шерсть на макушках реяла вокруг головы словно пух. Серо-бурая бугристая грубая кожа дополняла омерзительную картину.

      – Нет! – закричал Родион, роняя лампадку и отпрянув от ямы так, как будто в ней скрывались самые опасные хищники, а не его родные. – Вы просто уроды! Вы страшные мутанты! Вы не люди! Вы не можете быть моими родными, потому что вы не люди! Страшные выродки, вы жалкие остатки человеческой расы, которая сама себя уничтожила в самоубийственном порыве!

      Метнувшись в панике на улицу, он проломил неуклюжим телом хлипкую стенку хижины и помчался по скользкой тропинке, не разбирая дороги. Где-то позади него какое-то время ещё кричала мама, но быстро отстала. Родион бежал через посёлок, объятый ужасом и отвращением одновременно.

      – Вы не люди! – выкрикивал он иногда, вспоминая уродливые нечеловеческие лица и мерзкие кривые конечности, которые мама тянула к нему. – Не люди!

      Родион быстро покинул деревню и углубился в густой крапивный лес, в котором гладкие стволы деревьев стояли друг к другу значительно ближе, а нижний ярус занимал пышный ядовитый мох. Здесь было гораздо опаснее, потому что огромные насекомые, разросшиеся из-за радиации в десятки раз, вот-вот могли вылезти из своих подземных нор, привлечённые его криками и шумом. Но ему было наплевать на насекомых, потому что он был поражён страшным неприятным открытием, что и он сам, и все его соплеменники не являются настоящими людьми.

      – Мы лишь жалкие подобия! – кричал он, убегая всё дальше в опасный дикий мир, наполненный смертью. – Уродливые мутанты! Не человеки больше! Примитивные животные! Уроды! Не люди!

      У берега большой реки, бурно несущей отравленные воды в сторону моря, он запнулся о корень и со всего маху упал, ломая стеклянный мох и поднимая тучу светящейся пыли от повреждённых грибов, устилающих землю. Он покатился кубарем и остановился только в двух шагах от реки. В темноте чужого леса шумно плескались какие-то очень крупные животные, и Родион сжался в комок, представив себе их огромные пасти с сотнями зубов.

      Тихо плача, он осторожно отполз вверх по берегу, по привычке умоляя богов, в которых больше не верил, чтобы они отвели от него глаза хищников. Несмотря на проливной дождь, кожа горела, а глаза слезились от споров грибов и яда мха.

      Родион забился в небольшую яму и затих.