Железный крест. Камилла Лэкберг

стол и аккуратно снял отпечатки всех десяти пальцев Адама, один за другим.

      – Вот так, – произнес он с удовлетворением.

      – А потом сканируете, да? Или как?

      – Сканируем, – важно подтвердил Йоста. – И сравниваем с базой данных, о которой ты говорил. У нас есть база данных на всех жителей Швеции старше восемнадцати лет. И на иностранцев тоже, хотя и не всех. Ну, ты знаешь. Интерпол и все такое. Мы подключены к Интерполу. Прямой ссылкой. И к ФБР тоже. И к ЦРУ.

      – Круто! – Адам смотрел на Йосту с нескрываемым восхищением.

      Всю обратную дорогу в Танумсхеде Йосту то и дело обуревал смех.

      Он накрыл стол очень тщательно. Желтая скатерть – Бритта ее так любила. Белый сервиз с рельефным, белым же, рисунком. Подсвечники – им подарили их на свадьбу. Цветы в вазе… Бритта всегда ставила на стол цветы, независимо от сезона. Она постоянная заказчица в цветочном магазине… была, по крайней мере, постоянной заказчицей. Теперь туда заезжал Герман. Он старался, чтобы все было как всегда. Если все останется неизменным, страшная спираль ее болезни, может быть, и не прервется, но хотя бы замедлится.

      Самое худшее было вначале, еще до того как ей поставили диагноз. Она всегда была образцом организованности, и они сначала не могли понять, в чем дело: почему она не может найти ключи от машины, почему называет дочь неправильным именем, почему вдруг забывает номер телефона подруги, которой звонила по нескольку раз в день. Усталость, стресс… как только они не пытались объяснить внезапную забывчивость, пока не поняли: это что-то серьезное.

      Услышав диагноз, они долго сидели, не говоря ни слова. Потом Бритта всхлипнула. Один раз всхлипнула, и все. И сжала руку Германа что есть силы. Оба понимали, что их ждет. Они прожили вместе пятьдесят пять лет, но теперь все меняется. Болезнь, постепенно разрушающая ее мозг, отнимет все, что делало Бритту Бриттой: воспоминания, привычки, радости – все. Болезнь постепенно отнимет у Бритты Бритту. Как личность она перестанет существовать. Они внезапно оказались на краю бездны.

      С того жуткого дня прошел год. Светлые моменты выпадали все реже и реже. Герман попытался сложить салфетки, как всегда складывала Бритта, – веером. Руки дрожали. Он столько раз видел, как она это делает, но так и не запомнил. На четвертой попытке им овладело отчаяние, и он изорвал салфетку на куски. Сел, вытер набежавшую слезу и попробовал взять себя в руки.

      Пятьдесят пять лет. Пятьдесят пять хороших, счастливых лет. Конечно, всякое бывало, но без этого не обходится ни один брак. Но они всегда были вместе, он и Бритта, вместе развивались, вместе взрослели – особенно когда появилась Анна-Грета. Он тогда просто лопался от гордости за жену. До родов Бритта была хорошенькой, но очень уж легковесной, а иногда и назойливой. Но тут ее словно подменили. Став матерью, она будто обрела твердую почву под ногами. После этого она родила еще двух дочерей, и с каждым новым ребенком он любил жену все сильнее и сильнее.

      Он вздрогнул – на плечо легла чья-то рука.

      – Папа? Как дела? Я постучала, но ты не ответил.

      Герман быстро