Суверен. Кристофер Джон Сэнсом

снова вошли под гулкие церковные своды; сейчас, в сумерках, в церкви было темно и холодно и тишину нарушали лишь звуки, издаваемые стоящими в стойлах лошадьми. Выйдя через главную дверь, мы оказались в первом дворе. Рабочие по-прежнему трудились в поте лица, расписывая и украшая павильоны, которые хорошели буквально на глазах. Никогда прежде я не видел, чтобы строительство продвигалось так быстро. Несколько слуг осторожно сгружали с повозки лампы, в которых были укреплены толстые белые свечи. Некоторые палатки уже были залиты ярким светом.

      – Они что, собираются работать всю ночь? – удивился Барак.

      – Похоже на то. Остается надеяться, что дождь не нарушит их планы.

      Громкое звяканье заставило меня оглянуться. Стекольщик Олдройд, которого мы утром видели в церкви, вел под уздцы свою огромную лошадь. Подобных гигантов выводят только в центральных графствах, и по силе и выносливости они не знают себе равных. Лошадь тащила повозку с высокими бортами, полную битого стекла.

      – Вижу, сегодня вы поработали на славу, – обратился я к стекольщику.

      – Да, сэр, весь день я не давал себе отдыха, – откликнулся Олдройд, коснувшись шапки.

      Руку его сплошь покрывали мелкие шрамы; без сомнения, при таком ремесле без порезов не обойтись.

      – В награду за труд мне позволили забрать стекла, вынутые из церковных окон, – сообщил он.

      – И что вы намерены с ними делать?

      – Все эти витражные стекла пойдут на украшение богатых домов. Каждому приятно, если в окне у него будет красоваться какой-нибудь диковинный зверь или там пахарь за работой. Новые витражи мало кому по карману, а эти обойдутся куда дешевле. Жаль только, мне приказали расплавить все те куски, на которых изображены монахи и святые, – помолчав, вздохнул стекольщик. – Страх до чего не хочется уничтожать такую красоту.

      Олдройд осекся и бросил на меня встревоженный взгляд, как видно, сообразив, что сболтнул лишнее. Слова его вполне можно было истолковать как поношение церковной политики короля. Я успокоительно улыбнулся, давая понять, что не вижу в его замечании никакой крамолы. Стекольщик, казалось, хотел сказать что-то еще, но потом передумал и, низко склонив голову, двинул лошадь к воротам.

      Я окинул взглядом двор, высматривая Лукаса Хоренбаута. Барак меж тем остановил нескольких прохожих, спрашивая, где находится контора управляющего двором. В ответ они лишь пожимали плечами и торопливо продолжали путь; даже на склоне дня все обитатели аббатства пребывали в величайшей спешке. Барак испустил тяжкий вздох и указал на караульную будку у ворот. Солдат, стоявший там, проверял документы у всех входивших в аббатство.

      – Надо спросить у караульного. Уж он-то должен знать, где эта чертова контора.

      Мы приблизились к воротам. Сержант в алом мундире королевской стражи проверял бумаги какого-то очередного возницы. Караульный был молод и высок, светлые, почти льняные волосы обрамляли открытое красивое лицо. Заглянув в его будку, я заметил на полке у окна Евангелие, специальное издание для малограмотных