Леший. Леонид Кириллович Иванов

называли в народе Хозяина, то корову, то овцематку. Бывало, и молодые бабы пропадали бесследно. И велось так с незапамятных времён.

      Когда колхозы создавать стали, пошли было разговоры, что где-то богатей один то ли с семьёй своей, то ли с такими же несогласными с объявленной коллективизацией в леса подались. Будто бы от властей так хоронились, что даже до непроходимых кьяндских краёв добрались и где-то тут обосновались. И дело дошло до того, что по первопутку, когда болота морозом сковало и снег свежий выпал, целый конный отряд органы направили на выяснение обстоятельств.

      Да-а! Две недели тогда военные с винтовками по лесам на конях рыскали, все просеки проверили, по всем тропам проехались, но, кроме звериных, никаких других следов или признаков обитания людей за пределами означенных документами населённых пунктов не обнаружили, о чём в рапорте командир потом и докладывал своему начальству.

      Только ведь Хозяин, известное дело, следов не оставляет, и потому официальные рапорты военных веру в народе о тайных силах бескрайнего леса не поколебали. А уж когда через несколько лет после войны, в самом начале зимы, в Носове и Неумоевке всю ночь собаки с ума сходили, а наутро мужики увидели босые человеческие следы размером больше, чем подшитые вырезанными из старых голенищ и стёгаными дратвой стельками валенки Олёхи Безрукова, для которого каталь делал специальные колодки, в нечистую силу, что живёт где-то на болотах, поверили все. Даже члены партии.

      Вот на эту нечистую силу безропотно и списывали всё, что происходило при необъяснимых обстоятельствах. Но Настёна была на Кьянде человеком новым, про Хозяина ничего не знала, а как услышала, что убивается Окулина по своей пропавшей скотине, молча отправилась в лес, когда солнце уже краем касалось верхушек столетних елей. Никто этого даже не заметил, а только через час, в то время как уже вовсю беззвучно шныряли в сумерках летучие мыши, сидящая у отвода в ожидании своей кормилицы Окулина увидела идущую от леса Настёну, за которой покорно брела её родимая Ласточка.

      Баба от радости даже поблагодарить девку забыла, бросилась обнимать свою милую животину, а когда опомнилась, новенькой и след простыл.

      – Вот же нашёл себе Леший под стать, – заговорили после этого загадочного случая. И всё пытались вызнать, где отыскал себе такую жену их нелюдимый Анемподист, мастер на все руки и самый удачливый в округе рыбак и охотник. Но тайна эта так и оставалась неразгаданной, чего в истории Кьянды раньше не случалось.

      Тут знали всё и про всех. И кто кому ребёнка смастерил, и у кого с кем дело было, даже если никто за этим и не застукал. Все на виду, ни от кого никак не скроешься, и любая тайна, которую знают хотя бы двое, тайной перестаёт быть очень скоро.

      Настёна – другой коленкор. Про неё, кроме Аника да Ивана Михайловича, не знал никто и ничего. Даже она сама так и не могла вспомнить ничего из своей прежней жизни. Не могла или не хотела. А два фронтовика тайну хранили пуще военной.

      По осени Иван Михайлович справил Настёне новые документы,