Отрок московский. Владислав Русанов

Чак из Пожоня?

      – Это твое последнее слово, holgy Василиса?

      – Последнее.

      – Тогда, bocsánatot kér… То есть прощения прошу. Прощай, holgy Василиса. Может, когда свидимся.

      Мадьяр развернулся и, не удостоив Никиту и ордынца ни словом, ни поклоном, отправился прочь. Его свита потянулась следом.

      – Он такой же купец, как я смердова дочь… – в наступившей тишине проговорила смолянка.

      – Знать бы раньше, какой он гад подколодный… – задумчиво отозвался Никита.

      – Надо тебе было за него вступаться? – вмешался татарин. – У нас про таких говорят: лицо белое, а сердце черное.

      – Я бы себе никогда не простил, когда бы людей бросил в беде… – рассеянно ответил ученик Горазда. – Что ж мне, сравняться с ним, что ли?

      – Русский человек даже инородца в беде не бросит, – добавил подошедший Мал. И тронул за рукав Василису. – Темная душа у этого Андраша Чака. Нам теперь настороже быть надо.

      – Андраш Чак… – повторила за стариком девушка. – Андраш Чак… Слыхала я про одного Чака. Уж не родич ли?

      – Что ж он, совсем дурак, если с тайным поручением едет, а своим именем называется? – удивился Никита. – Неужто придумать ничего нельзя было?

      – Ты же видишь – он себя самым умным, самым богатым, самым красивым считает. А мы дикари и схизматики.

      – А что такое «варварская?» – спросил Улан. – Почему он Русь так назвал? Обидеть хочет?

      – Да он и не хочет, а обидит, – махнула рукой Василиса. – Ладно. Утро вечера мудренее. Спать пора. А утром уж отправимся… Куда ты хотел, Никита?

      – На Туров нам надобно…

      – Это, значит, через Друцк и Свислач… – рассудительно проговорил смоленский дружинник.

      – Да, – кивнул парень. Он хотел добавить: «И Олекса Ратшич то же самое советовал», – но вовремя прикусил язык. Надо меньше болтать, а иначе вся Белая и Черная Русь будет знать, куда он собрался.

      Никита поднялся, ощущая непривычную слабость в коленках. Неужели вино так подействовало? Украдкой взялся за край стола, чтобы не шатало.

      – Утро вечера мудренее…

      – Что это ты со мной соглашаться начал? – непритворно удивилась Василиса.

      – А я сейчас со всеми согласен. Лишь бы спать отпустили.

      – Тогда пошли.

      Конопатый мальчишка – тот самый, что приносил яичницу, – отвел их наверх. Горенка, которую Молчан отвел парням для сна и отдыха, больше походила на собачью конуру – тесная, узкая, пыльная.

      «Небось Андраша не в такой устроили, – подумал Никита, с наслаждением вытягиваясь на жесткой лавке. – А может, и в такой… Да какая разница? Лишь бы выспаться…»

      За стеной бурчал недовольным голосом Мал. Василиса отвечал односложно: «Да! Нет! Не знаю! Отстань!» Последнее, что запомнил Никита, проваливаясь в глубокий сон, был громкий, со стоном и подвыванием, зевок Улан-мэргена.

      Глава шестая

      Студень 6815 года от Сотворения мира

      Нижний замок, Витебск

      Никита проснулся от пронзительного визга.

      – Уби-или-и-и-и!!!

      Крик