Великий пост. Произведения русских писателей. Отсутствует

это? – спросил Л.

      – Дурочка поет, – отвечала дама.

      У лунного просвета наружной галереи стояла певица и продолжала свою песню, размахивая руками над головою и слегка покачиваясь из стороны в сторону. На дворе стояла куча арестантов, одетых по-немецки, в пальто и шинелях, а посредине этой кучки красовалась высокая фигура в черкеске и высокой белой папахе. Это арестанты дворянского отделения и между ними получивший огромную известность г. Караханов. Кучка то раздвигалась, то сдвигалась, группируясь около Караханова, который стоял, подперши «руки в боки», как сидят обыкновенно игрушечные гусары. Дурочка смотрела на дворян и старалась кричать как можно громче. Слов песни я разобрать не мог. Странный резонанс мешал их расслушать.

      – Эй, ты, послушай! – крикнул ей Ярошенко. Певица не слыхала или не хотела обратить своего внимания на это воззвание и продолжала петь.

      – Послушай! – крикнула надзирательница и назвала арестантку по имени.

      Арестантка оглянулась и, увидав Л., бросилась к нему со всех ног, прихлопывая себя ладонями по ляжкам.

      – Барин хороший! Ваше благородие, дай ручку. – Она бросилась ловить его руку, которую Л. отнимал, говоря ей: «Не надо, не надо».

      – Нет, дай, дай ручку.

      Она наконец-таки поймала руку Л. и, чмокнув ее своими слюнявыми и синими губами, скороговоркой сказала:

      – Дай грошик.

      – А не будешь петь?

      – Дай грошик, – повторила безумная.

      – Петь не станешь?

      – Грошик дай, голубчик; я его спрячу.

      – Я дам, если не будешь кричать.

      – Ну дай.

      – Только не кричи. – Л. вынул две серебряные монеты и дал их арестантке. Она схватила их, как тигренок в клетке зверинца схватывает кусок мяса, неожиданно шмыгнула между мною и Л., бросилась сначала в один угол коридора, потом в другой, и все лепетала: «Я их спрячу, сейчас спрячу».

      – Только не кричи, – сказал Л.

      Арестантка молчала и продолжала суетиться.

      – Слышишь! не кричи, а не то посадят в карцер.

      – Нет, за что в карцер? Я не буду кричать, – пробормотала арестантка и опять метнулась со своими деньгами. Карцера здесь, кажется, все очень боятся.

      – Теперь ей пошли хлопоты с деньгами, – сказала, добродушно улыбнувшись, надзирательница.

      – Скажите, пожалуйста: зачем ее здесь держат? Ведь ясно, что она слабоумная или сумасшедшая, – спросил я.

      – Подите же! Посылали на освидетельствование, так ученые порешили, что она здорова.

      – Странно!

      – Что же делать?

      – Она всегда такая?

      – Всегда.

      – За что ж ее арестовали?

      – За бродяжество.

      – И будут держать в тюрьме?

      – Да вот держат.

      Мы взошли с галереи в коридор. Хотели идти в больницу, но не пошли, потому что там оспа, а у Л. дома дети. Пошли в общую женскую тюрьму.

      У женщин очень большая и