Перед солнцем в пятницу. Альбина Гумерова

старику спину.

      – Вон там мать моя. Я тогда еще камни делать не умел. Идем, поклонимся.

      Они подошли к другой оградке. Виктор думал, что они рядом с матерью его постоят какое-то время, а дед перекрестился только перед ней да сказал:

      – Гляди, мать. Какой Иван! Виктором звать, – и пошел дальше по кладбищу.

      Мать звали Вера. И фамилия у нее была Ласточкина. Камень видно было, что другой человек делал.

      – А вот тут, – сказал старик, – первый наш житель. Дома твоего. Так что те, которых я извел, еще хорошо отделались! Продали да уехали.

      За желтой оградкой, у ее левого края, стоял памятник. «Егор» было на нем написано. Кажется, старик удивился, что Виктор не задает вопросов, а просто смотрит.

      – Это он блядь мою блядью сделал!.. – глаза его потемнели. – Я дом построил, когда еще молодой был, когда женился только. Земли много, нам столько не надо было. А с домом продать дороже. Построил и продал. Ему. Пил с ним. А он!..

      А они!.. – старик разволновался и говорил с памятником, который сам же сделал, будто с живым человеком. – Я спалить хотел тот дом!.. Их обоих! Запереть там, и чтобы горели! А потом думаю: не-е-е, брат! Я глаза твои видеть хочу! Ее-то я побил, а его не тронул. Пока думал, как его со свету сжить, он сам повесился.

      Виктор и старик помолчали. Ветер, будто желая утешить людей, ласково выдыхал им в лицо.

      – А чего же он тут, а не там, где самоубийцы?..

      – А я сказал, что это я его задушил! Чтоб хоть на нормальном кладбище лежал. И камень, вишь, сам ему сделал.

      – И не посадили тебя?

      – Лучше бы посадили. Я б не жил с ней… Я уж и вещи теплые собрал, мешок приготовил, думал, придут за мной. Не пришли. Сам ходил – не взяли. И здороваться перестали, – дед показал на место рядом с холмиком. – Вот тут мое место, понял? А уж вот тут – ейное. Смотри, не перепутай! Чтоб я между ними лежал, они чтоб не рядом. Не сделаешь по-моему, ночью являться стану! Изведу!

      Набежали тучи, закрыли солнце, и стало прохладно.

      – Идем домой. Замерз я что-то на земле лежать. Не прогрелась она еще, хотя жара с апреля стояла.

      – Так ночи холодные были… – зачем-то произнес Виктор, не зная по правде, какие именно были ночи, холодные или теплые, потому что спал у себя квартире на одиннадцатом этаже.

      Они вышли на трассу и шли молча до самой деревни. Старик все ворчал и плевался. Виктор почувствовал, как дико устал он, всей душой вымотался, и еще раз пожалел, что приехал сюда. И поругал себя за то, что в поиске вбил это «Ласточкино гнездо»… И что он узнать хотел? Лучше б сразу туда поехал, к морю… «Надо, надо уехать и забрать этот залог», – думал он, пока они шли обратно.

      На деревенской улице возле дома с синей крышей стояла молодая женщина неслыханной красы, у Виктора аж рот приоткрылся. Старик это заметил:

      – Дочь той, второй моей!.. – пояснил он.

      – У которой сиськи, как молочные поросята?

      – Ага, она самая! Твоих годов где-то, тебе лет сколько?

      – Тридцать два.

      – И ей примерно столько же. Разведенка, детей нет, – шепнул старик