Перед солнцем в пятницу. Альбина Гумерова

Ни в чем. Пусть помается без меня, – сказал дед, усаживаясь за стол и открывая бутылку. – Меня похорони. Камень могильный отлить умеешь?

      – Не доводилось.

      – Научу. У меня и форма готова уже. Сколотил уже… и для раствора все есть. Я покажу, как правильно замешать. Давай свою рюмку.

      Виктор взял рюмку, дунул в нее и подал деду.

      – За твое здоровье! Рано тебе помирать.

      Они чокнулись, выпили. Дед зажевал пучок зеленого лука.

      – Да я уж пожил. Дом построил, дерево посадил…

      Виктор хотел было спросить про сына, тезку его, Виктора, да не стал.

      – Ты, это, Иван, с бородой меня хорони, понял? Не сбривай.

      – Отец, ну ей-богу, за здоровье же пили, а ты опять про смерть.

      – Стерва бороду мою не любит, говорит, я на лешего похож. Так вот, назло ей чтоб!

      – Отец…

      – Обещай не брить! – грозно настаивал дед.

      – Обещаю… – сдался Виктор и потянулся к пупырчатому малосольному огурчику, откусил его и прикрыл глаза – так хорошо было здесь, в тени, и как приятно вдыхать здешний воздух.

      Некоторое время они молча ели, Виктор дивился тому, какая это была простая, нехитрая пища и какая вкусная, благостная.

      – А чего, отец, никто не прижился-то тут?

      И борода старика, цвета стога, разделилась пополам темной щелью:

      – Хе-хе-хе… Вишь сортир?!

      – Ну?

      – Я поставил. Года еще нет. Гадишь, будто песню поешь. Деревом пахнет. Так бы и сидел, не вставая. А вон парник новенький, – и дед с хитрым прищуром уставился на Виктора, будто пенял: «Не догадался, мол, откуда добро?»

      Виктор логики не находил. Наполнил рюмку себе и своему соседу:

      – За твои золотые руки, отец!

      В бороде распахнулась яма, и громогласно зазвучал густой хохот вперемешку с кашлем:

      – За это выпью! Что есть, то есть!

      Они закусили, вкусно причмокивая.

      – Это еще не все! – хвастался дед. Ты самого главного не видел. Идем, покажу, – и потащил Виктора в дом, хотя тот идти не хотел.

      Дом был небольшой, чистый, уютный. Виктор разулся, за что был обруган дедом:

      – Да не снимай ты! Вымоет, не разломится!

      И дед провел своего гостя в комнатку, самую крохотную, в одно окошко. На подоконнике цвел бордовый цветок. Занавески белые, аккуратно застеленная кровать с пышной подушкой, сундук и комод.

      – Иди, – приказал дед, а сам на пороге остался. – Иди, иди, не робей.

      Виктор прошел.

      – Открой вон первый ящик. Видишь, платок клетчатый на булавку пристегнут? Разверни. Да не смотри ты на меня, делай, что велено! Это ейная комната, я сюда ни ногой.

      Стоя спиной к старику, Виктор развернул платок, достал оттуда жестяную коробочку из-под чая, размером примерно как пачка денег, которую отдали риелтору, открыл ее и увидел фотографию маленького мальчика, а рядом кусочек клеенки с лямками из марли. На клеенке ручкой было написано: Ласточкина Мария Ивановна. Мальчик. 3890, 54 см. Дата: 27 мая. Время: 14.35. Виктор похолодел и от волнения едва не выронил коробочку.

      – Аккурат сто тыщ. Может, и больше